Соня затаила дыхание. Она с трепетом ждала, когда будет произнесено имя.
Соня до крови укусила губу. Шея и грудь тряслись от невыплаканных слез. Она не хотела, чтобы Мигель увидел, какое впечатление произвело на нее письмо. Она не была уверена, что пришло время все объяснить. Ему еще немного осталось дочитать.
Впервые Соня заметила, что не она одна скрывала слезы. Щеки Мигеля тоже были влажными. Она удивилась, что он так растрогался, так как история для него не была новой; она обняла его, протягивая бумажную салфетку, чтобы он вытер лицо.
— Вы очень любили их, семью Рамирес? — мягко спросила она.
Несколько минут они сидели молча. Соне требовалось время, чтобы все обдумать. Теперь не оставалось никаких сомнений — это история жизни ее матери, о которой она до сих пор ничего толком не знала. Она была растрогана до глубины души, и, безусловно, если бы отец детально изучил историю жизни жены, он тоже был бы потрясен. Ей нужно было все взвесить: пойдет ли такое знание на пользу пожилому человеку?
Рассказ Мерседес лежал перед ними на столе, и уродливые старые пальцы Мигеля собрали страницы, аккуратно сложили их по привычному загибу и положили назад в конверт. Соня отметила, что эти письма читали и перечитывали много раз. Странно. Почему эти письма от ее матери и бабушки так много значили для Мигеля? Сердцебиение участилось, она не могла сама ответить на вопрос. И не могла заставить себя задать этот вопрос.
Мигель смотрел теперь на Соню. Она видела, что он хочет что-то сказать.
— Спасибо, что выслушали, — сказал он.
— Не вы должны меня благодарить! — ответила Соня, пытаясь совладать с эмоциями. — Это я должна благодарить вас. Именно я настояла на том, чтобы вы рассказали мне об этом.
— Да, но вы так внимательно слушали.
Теперь настал ее черед. Ей не терпелось показать Мигелю фотографии, которые она носила с собой, и теперь она точно знала, что Мерседес Рамирес и ее мама — одно лицо. Это больше не вызывало сомнений.
— Вы знаете, на то есть причина, — сказала она, роясь у себя в сумочке в поисках кошелька.
Она нашла две фотографии, одну — ее матери-подростка в костюме для фламенко, на другой была запечатлена группа детей, сидящих на бочке.
Мигель взял снимок.
— Это же Мерседес! — взволнованно сказал он. — Где вы взяли эти фотографии?
Она колебалась.
— У отца, — ответила она.
— У отца? — недоверчиво воскликнул Мигель. — Ничего не понимаю...
Прошла минута или две, прежде чем она действительно смогла произнести хоть слово.
— Мерседес была моей мамой.
Какое-то мгновение он молчал, и Соня спасовала перед напряженным пристальным взглядом.
— Посмотрите, — сказал он, указывая на детей на второй фотографии. — Вы понимаете, кто эти дети, не так ли? Это Антонио, Игнасио, Эмилио... и ваша мать.
— Это так странно, — тихо ответила Соня. — Это действительно они.
Мигель медленно встал.
— Думаю, нам надо выпить, — сказал он.