Возвращение скипетра

Пока он размышлял о плохих узурпаторах и о тех, кто был похуже, ноги почти сами понесли его к архивам. Он с готовностью зашел внутрь. Улыбка на его лице была лишь отчасти связана с надеждой найти "Сказку о пропавшей путешественнице". Как и с другими женщинами до нее, он приводил сюда Оиссу раз или два. Было тихо; все было мирно; их вряд ли могли потревожить — и их не потревожили, по крайней мере, никто не стучал в дверь. Здесь, впрочем, тоже было пыльно, и чихание в неподходящее время сбило его с толку и заставило Оиссу рассмеяться, что сбило ее со своего.

"Дела", - напомнил себе Ланиус. Однако улыбка не хотела исчезать. Он позволил ей остаться. Почему бы и нет?

Даже улыбаясь, он действительно хотел поискать ту пропавшую сказку. Больше всего его раздражало то, что обычно у него была хорошая память на то, куда он все складывал. Но не в этот раз. Большая часть его гордости вращалась вокруг его ума. Когда они подводили его, он чувствовал, что потерпел неудачу каким-то фундаментальным образом. Такое случалось редко, и из-за этого это вызывало еще большее беспокойство.

"Это должно быть здесь", - сказал он. Хотя это и правда, это не очень помогло. Никто лучше него не знал, насколько обширными — и насколько дезорганизованными — были архивы.

Он рылся в ящиках и бочонках и снимал документы с полок. Ему приходилось просматривать каждый пергамент или лист бумаги отдельно, потому что вещи хранились в беспорядке. Документ времен его правления мог лежать рядом с пергаментом столетней давности или поверх него. Вскоре его улыбка исчезла. Если ему не повезет, он останется здесь навсегда или на полчаса дольше.

Едва эта далеко не восхитительная мысль пришла ему в голову, как он издал торжествующий крик, эхом отразившийся от потолка. Вот оно! Он выругался себе под нос. Этот ящик показался знакомым — сейчас. Не так давно он передвинул его, чтобы достать какие-то другие документы, и забыл, что сделал это,

Ланиус начал относить "Повесть путешественника" секретарю, который мог бы сделать точную копию. Он не успел дойти до двери, как остановился и покачал головой. Чем меньше людей знают что-либо о том, что он задумал, тем лучше. Я сам сделаю точную копию, решил он. Теперь он обнаружил, что кивает. Да, так было бы лучше, без сомнения.

Вскоре он заставит плотников и каменщиков работать. Но они не будут знать, почему они делают то, что делают. И то, чего они не знали, никто не мог узнать от них ... даже Изгнанный.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Грасу никогда не надоедало наблюдать, как аворнийские волшебники освобождают рабов из темного тумана, который держал их всю жизнь. Отчасти это была гордость за созданную Птероклсом магию, которую использовали он и другие волшебники. А отчасти просто потому, что заклинание освобождения было одной из самых красивых вещей, которые он когда-либо видел. Радуги, возникающие из раскачивающегося кристалла, а затем вращающиеся вокруг головы раба, были достаточно замечательны сами по себе. Однако выражение лица каждого раба, когда туман рассеялся, было еще лучше.

"Каково это - быть матерью?" царь спросил Птероклса после очередного успешного колдовства.

Волшебник нахмурился. "Мать, ваше величество?"

"Ты даешь жизнь людям, не так ли?" Сказал Грас. "Я не думал, что мужчина может. Я должен ревновать".

"Рождая людей..." Птероклс смаковал эти слова. Медленная улыбка расплылась по его лицу. "Мне это нравится".

"Хорошо. Ты должен. То, насколько хорошо это сработает, было моим самым большим беспокойством, когда мы пересекали Стуру", - сказал Грас. "Все прошло лучше, чем я смел надеяться. Я думаю, все прошло лучше, чем кто-либо смел надеяться. Как ты думаешь, о чем сейчас думает Изгнанный?"

"Я не знаю. Пожалуйста, не проси меня также пытаться это выяснить". Голос Птероклса звучал еще более серьезно, чем обычно. "Для меня проникнуть в его разум было бы подобно тому, как один из монкотов Ланиуса пытается понять мое колдовство здесь. Изгнанный ... вот кто он есть. Не жди, что простой смертный поймет его."

"Хорошо". Грас надеялся, что волшебник сможет сделать именно это. Но у него не было проблем с пониманием точки зрения Птероклса. "Тогда позволь мне спросить по—другому - как ты думаешь, насколько он счастлив?"

"Насколько ты был бы счастлив, если бы Ментеше начали обращать крестьян в рабство в прошлый раз, когда они вторглись в Аворнис?" В свою очередь спросил Птероклс.

Это было одним из худших страхов Граса. Одной из причин, по которой он контратаковал так сильно и так быстро, было желание убедиться, что волшебники кочевников не освоились достаточно, чтобы сделать что-либо подобное. Пробормотал он себе под нос. "Как он попытается остановить нас?" он спросил.

Теперь Птероклс просто посмотрел на него. "У меня нет ни малейшего представления, ваше величество. Но я ожидаю, что мы это выясним. Не так ли?"

Грас не ответил. Это было не потому, что он испытывал какие-либо сомнения — у него их не было. Напротив; он был настолько уверен, что Птероклс был прав, что не думал, что вопрос нуждается в ответе.