Возвращение (СИ)

В стороне, ближе к воротам выстоявшего городка, Арвинд с Арвильдой беседуют с какими-то местными поселковыми боссами. С ними Шептун и Мастиф.

Мне там пока особо делать нечего. Наши атрейцы сами все правильно порешают.

С помощью друга снимаю доспех и остаюсь в одной сырой, насквозь взмокшей от пота рубахе.

Ветерок приятно холодит распаренное тело.

— Ну, чего там? — гусем вывернув шею, безуспешно пытаюсь разглядеть, что происходит у меня за спиной.

— Да не дергайся ты, — прикрикивает «доктор Чера», исследующий мою спину, — Стой спокойно… Ну что, ничего особенно страшного, вроде бы. Синячище здоровый, конечно, но думаю, что ребра целы. Давай, подыши поглубже, как сможешь…

Послушно дышу.

Кажется, действительно, ничего серьезного. Хотя и больно.

Отделался ушибом.

Спасибо атрейскому доспеху. Чудо — как хорош!

Легок, прочен и удобен. Прикрывает тело от маковки и почти до колен. Надежен — как броня танка, что в очередной раз подтвердилось в прошедшей драке! И с чисто эстетической точки зрения — красив, просто на загляденье!

— Моя прелесть! — с интонацией Голлума мурлычу я.

— Чего ты там бормочешь? — переспрашивает Чера.

Тьфу ты, господи! Хорошо, что он не расслышал. Вот уж точно был бы «и смех и грех».

— Да так — о своем. Говорю, что доспех хороший.

— Это-да, — кивнув, соглашается соратник, — мне мой тоже очень нравится.

Подходит Серб с докладом о потерях.

Они внушительны: мы потеряли убитыми четверых землян и двоих атрейцев.

«Эльфийские стрелки», согласно приказу, державшиеся позади — «на добивании», урона не понесли.

Покалеченных не имеется. Серьезно ранено двое. Оба местные. Легкие ранения и травмы, типа моей — вообще не обсуждаются.

Учитывая, что в бою принимало участие по двадцати одному бойцу с Атреи и Земли — погиб каждый седьмой из нас.

Жестко!

И вина за смерть каждого из погибших, под стенами этого поселка, лежит на моей душе. Пускай и косвенно, но все же…

Ладно, оплакивать павших и каяться в мнимых и истинных грехах — дома буду. Если суждено добраться туда, конечно. А пока о живых думать необходимо.

Итого: в отряде остается пятьдесят пять бойцов, в данный момент «годных к несению строевой службы», пятеро раненых, девушка и парнишка с Балкан, да семь лошадей.

Н-да уж!

Одеваюсь. Очень хочется умыться. Где у них тут вода?

Поглядываю в сторону ворот. Арвильда и сын вождя закончили разговор с местным руководством и присоединяются к нам вместе с Рул и Мастифом. Только склонный к бродяжничеству художник куда-то запропал. Хотя, с этим-то чего станется?

Допрашиваем пленных. Их не слишком много — девять особей. Все ранены.

Злобные и равнодушные к собственной участи и близкой смерти.

Морду муравья на увеличенных фотках видели? Вот и у этих — примерно те же рожи.

Сектанты — одно слово! Поди добейся от них чего-нибудь!

Впрочем, мы не в сказке Гайдара и «самые главные военные тайны» гиворов — нам не интересны. Они не «мальчиши-кибальчиши», а мы, не «буржуины проклятые». И вообще, в этих краях — транзитные пассажиры. И потому, вопросы у нас к ним — самые простые:

Сколько всего гиворских отрядов сейчас на этом берегу? Какова их общая численность? Это заранее запланированный рейд по нейтральным землям или целенаправленная погоня именно за нами? Или же они решили совместить одно с другим? Дальнейшие действия и планы?

Все бессмысленно, сколько не бейся с ними, как фиш об айс!

Жертвы семи поколений инволюции упрямо и презрительно молчат, как партизаны на допросе в гестапо, в патриотическом фильме.

Среди мужчин взгляд невольно выделяет одну единственную пленную гиворскую самку, раненую в плечо. Кто она? Воительница? Чья-то женщина? Или общедоступная шлюха из обоза?

— А ведь она беременная, Горан, — обращает на женщину дополнительное внимание, пристально разглядывающая её Арвильда.

Недоумевающе смотрю на атрейку, потом перевожу взгляд на пленницу. И как она это определила, интересно? Вроде, живот как живот. Как по мне — совсем не выпячивается. А, впрочем, это их сугубо женские штучки — видать, имеются какие-то признаки, неизвестные мужскому неискушенному глазу. Я не акушер — гинеколог, мне знание подобных нюансов абсолютно ни к чему и квалификацию в данном вопросе, повышать нет необходимости.

— Ну, беременная и что? — а перед глазами сразу встает женщина с отрубленными руками и распоротым животом.

— На этом можно попробовать сыграть.

— Не-не-не! — энергично отмахиваюсь, словно черт от ладана, — Молчи! Молчи женщина! Даже знать об этом не хочу. Совсем ничего!

Мне еще только не хватало репутацию за пытки беременной бабы потерять!

Что же касаемо вопроса выбора между моралью и прагматизмом…

В данном контексте он меня не тревожит. Совершенно. Да и кто скажет — что более морально?

Если для того, чтобы десятки атрейских женщин не погибли, так же страшно, как та, будущая мать из поселка — потребуется вспороть брюхо одной гиворской гадине — я пойду на это.

Без радости и удовольствия, но однозначно — пойду.

У меня самого, вон, девочка-самурай сейчас в том же положении и… Бля, даже представлять не стану… Да ну, нна!