Оказалось, что этот дедок свободно балакает по-нашему. Говорит: в юности учился своему ремеслу в Москве.
Со слов умеющего не только слушать но и делать выводы «прораба» расклады таковы: все силы местных безумцев действительно брошены на поиск неизвестных наглецов.
Еще вчера здесь квартировало и приглядывало за работягами целых полтора десятка, а не жалкая шестерка безумцев. Местный глава обратившихся повелел отыскать и примерно наказать оборзевших до изнеможения нахалов, позволяющих себе, как по бульвару разгуливать по его владениям.
Причем, что любопытно — в данный момент не мы одни являлись для местных незваными гостями.
Буквально вчера, какие-то непонятные люди «под корень» безжалостно вырезали один из гарнизонов обратившихся, расположенных в долине. Это было всё. Подробностей нападения старик, увы, не знал.
— Интересно девки пляшут! — присвистнул Шептун, — и кто бы это мог быть? Что ещё за партизаны?
— Да хз! Серб, братушка, ну что там у тебя?
Захваченный живым раззявистый «начальник гарнизона», на свою беду оказавшийся албанцем, спел Сербу примерно ту же песню с минимальными и абсолютно несущественными расхождениями. После чего был благополучно отправлен Вуком в края вечной охоты.
Ладно — с неизвестными партизанами после разберемся. Или не станем, если они сами на пути не попадутся. Какое нам дело до местных разборок, в конце концов? Нам дальше идти надо. Домой.
Вопрос в другом: что теперь с этими работягами делать?
Отпустить, тем самым при отходе создав еще немного неразберихи?
Гуманно, но рискованно.
В таком случае мы обнаружим свое местонахождение и траекторию движения.
Такой вариант совсем ни к чему.
Устранить, как только что поступили с конвоем?
Практично и рационально, но как-то совсем неправильно.
Коллективно поразмыслив — в итоге заперли не слишком везучих разномастных мужичков в сарае, где они и до этого бедовали. На волю выпускать их не спешим. Мало ли кто выслужиться решит и прямиком к хозяину рванет с докладом.
Что касается еды — с ней все было неплохо.
В замке обнаружился небольшой запас вполне годных к употреблению в пути продуктов.
В общем, день провялились на месте, а с наступлением сумерек двинулись дальше.
Уходя, я снова задумываюсь — как поступить? Что делать с этими рабами «обратившихся»?
Решаю все же не брать грех на душу и не подвергать и без того скромную репутацию риску быть заминусованной.
Поставили им два ведра с водой и покрепче подперли дверь.
Пусть сидят и дожидаются. Чего? Да кто его знает? Чего-нибудь да высидят. Хозяев, вероятнее всего.
Уже отойдя на полсотни шагов в сторону от замка, передумываю и возвращаюсь обратно.
Неправильно мы все-таки поступаем.
Разблокирую ворота и шагнув в темноту сарая, жестом показываю, что все свободны.
Никакого шевеления. Дублирую голосом. Старик остальным переведет.
Возвращаюсь к группе.
Художник одобрительно кивает и ничего не говоря, протягивает сигарету. Вот уж кто, кажется, вообще не удивился моему неожиданному даже для самого себя порыву.
Рул и Мастиф пожимают плечами. Во взгляде черной женщины явно читается, что ничего другого, кроме подобной слюнтяйской дурости она от меня и не ожидала.
Молча прохожу мимо. Ведьма не выдерживает и все-таки открывает рот:
— Иначе это был бы не ты, — бросает кобра мне в спину.
Не оборачиваясь показываю психиатрине «фак».
Слышу ответное демонстративно возмущенное фырканье.
— Все правильно, Горан. — встает на мою позицию Чера.
Почесав в затылке и поводив головой, Серб кивает, соглашаясь с Лехой.
Это понятно — среди рабов куковало трое его земляков. А к своим соотечественникам у братушки особое отношение. Помню как он однажды, еще в самом начале, по весне, сказал: «Чтобы выжить — небольшие народы должны держаться вместе, быть одной семьей и беречь каждого члена своей стаи. Вот как у нас в «Сынах»».
Арвильда смотрит с интересом и кажется с симпатией. Ох, и боюсь я её глазищ!
Тар и Арвинд деликатничают и ни словом, ни мимикой не проявляют своего отношения к чужим инопланетным делам.
Движемся дальше.
Домой.
Ближе к середине недлинной июльской ночи начинает накрапывать небольшой и недолгий прохладный дождь.
Темный мир пахнет мокрой травой, землей и озоном. Стихли все остальные звуки.
Замолчали птицы. Перестали стрекотать насекомые.
Дождь пройдет и они снова заживут своей жизнью.
Нас давно не будет, а трава не перестанет расти и каждый год будет возрождаться, как делала это тысячи лет до появления людей.
Птицы будут откладывать яйца.
Солнце продолжит приходить на смену дождю, а день менять ночную тьму.
Мы тут вообще никому не интересны. Кроме самих себя.
Рассветает. Останавливаемся на отдых.
Едим, выставляем караулы, в которых, впрочем, нет особенной надобности, благодаря менталистам и заваливаемся спать…
— Горан, проснись!
— Что? — помотав тяжелой со сна головой, поднимаюсь на ноги. Смотрю на солнце. Недолго ж музыка играла! Ни черта не выспался!
Это Арвинд. Парень словно только что в невидимую стену лбом с разбега саданулся! Аж в струну вытянулся!
Не слабо его вштыривает! Пожалуй, таким взволнованным, сына вождя мне видеть еще не приходилось.