Возвращение с края ночи

Эффект был настолько неожиданным, что сам Сашка почувствовал себя не в своей тарелке. Может, он несусветицу какую сморозил, а может, и вправду тайну могущества людей приоткрыл для представителя иного мира.

Хотя какое, к чертям собачьим, могущество?

Альба между тем оклемалась и оседлала своего конька вновь.

— Ну послушай же ты меня. Хотя бы теперь, может быть, в последний раз. Попытайся понять и поверить. Время для игр прошло. Время для лжи прошло! Слишком мало его осталось до точки невозврата. Ты ведь и сам уже многое понял. Только не хочешь себе в этом признаться.

— Сатана всегда приходит, как ангел света, — заметил Воронков между прочим.

— Ну, зачем тебе это все? Твой выбор, как вы говорите, ни в какие ворота не лезет! Как вообще тут можно еще выбирать? На одной стороне, только руку протяни, исполнение любых желаний. Счастливая, интересная и долгая, очень долгая жизнь. На другой, и это абсолютно неизбежно, в покое тебя никто не оставит, жизнь если и содержательная, то очень короткая. Очень! Счет пошел на часы! И до самого конца страх и боль будут твоими спутниками.

— Ну прямо искушение святого Антония, — покачал головой Сашка. — Страх чего? Страх смерти? Проехали уже. Хочешь верь, а хочешь нет, мне теперь смерть не страшна. Пожил бы еще, конечно. Но это не главное. Доступно излагаю?

— Объясни же, не мне, себе самому объясни, ради чего ты готов страдать и рисковать, ради чего идешь на верную гибель? Ради каприза оставить себе опасную в первую очередь для тебя же самого игрушку? Которой просто повезло, что на нее упала тень силы, которую ты даже не можешь себе представить.

— Сатана всегда приходит как ангел света. — повторил Сашка из вредности. — Ку-ку! Ты меня слышишь?

— Да…

— Тогда ты мне объясни, ради чего это я, по-твоему, лезу на рожон. Может быть, тогда я тебя пойму. А то все это так, риторика…

В глазах альбиноски мелькнула догадка, явно неприятная ей.

— Да неужели ради этих чистоплюев, засевших в средостении паутины? Они же не дают развиваться тем, кто молод, энергичен и знает, чего хочет, — горячо заговорила она, срываясь на шепот от недостатка дыхания. — Они омерзительны! Им заслуженно достанется первый удар! — но, совладав с собой, сменила гнев на обычную назидательную рассудительность. — Стоят ли они твоей жертвы? Вспомни! Они-то сильно помогали, когда тебе туго было? Как же! Ах, они звонили, ах, предупреждали, выражали сочувствие и моральную поддержку. Какая самоотверженность, подумать только! Трусливые высокомерные любители загребать жар чужими руками — вот они кто.

— А по-моему, в последовательном невмешательстве что-то есть, — не скрывая сарказма, нарочно вставил Сашка. — К тому же подозреваю, что помогали они чем могли, и не одними разговорами, кстати.

И словно в подтверждение этого предположения, в памяти мелькнули и порыв ветра с острым запахом, и газета… и даже звук сирены, не давший дотронуться до кинжала.

— Уж мы бы на их месте не сидели, как собака на сене, — гнула свое альбиноска. — Сколько хорошего можно было бы сделать! Делу СВЕТА нужны поступки, а не… — она задохнулась от возмущения, но быстро перевела дух. — Ты уже достаточно разобрался что почем, для того, чтобы торговаться по-настоящему. Ну, только скажи. Подумай о себе. Владение предметом не даст тебе ничего, что ты не мог бы получить, просто отказавшись от него.

— Кроме самого владения им, — буркнул Сашка.

Из этого разговора с альбиноской, больше эмоционального, чем содержательного, как ему показалось, многое начало проясняться. И Воронков чувствовал, что сейчас она если и не говорит всей правды, то и не обманывает.

А правда, что правда? Всей правды не узнать… Нужно только чувствовать правоту. Правоту решения. Глупо стыдиться поступков и бить себя ушами по щекам. Правильнее учитывать и исправлять ошибки. Было бы только на это время.

Ничто не имеет смысла, кроме времени. Если есть время, то и возможность исправить ошибку представится…

Еще несколько дней (личного времени) назад Воронков так бы не рассуждал. Но теперь он был совсем другим. Его не смогли «взять тепленьким», а теперь уже дудки, фигвам — индейская изба.

Время…

Смущало только то, что Альба на недостаток времени всю дорогу и напирала особенно. Не обманывает ли она в этом? Достаточно обмануть только в этом, и решение будет неверным.

Сашка сделал себе пометку этот вопрос провентилировать.

Он даже начал колебаться, а не отдать ли и вправду пушку.

По ходу разговора он прокачивал всю полученную информацию. Первый разговор с демонессой, разговор с ганфайтером, мир, который умирает, разговор с нарвалом-философом через шамана и лично. Но самым информативным теперь уже казалось то, что он узнал от Художника, хотя тот вроде бы ничего конкретного и не сообщил. Просто было какое-то подспудное понимание правоты. А это казалось главным.

Так, может, отдать пушку? И дело с концом.

— Значит, передать «Мангуста» вам? — уточнил Воронков, — а уж вы с печалью в сердце, но жертвенной готовностью примете на себя тяжкую долю неведомых мне несчастных чистоплюев и начнете рулить. Представляю себе…