– Я и играть-то не умею…– пробормотал он как будто сам себе. – Ну, я попробую, – он взглянул на них, и сыграл: трам, трам, трам. Потом он стал петь. Вот что он пел.*
* Этот рассказ был написан в качестве учебного задания «10-минутная киноновелла» на 2-м курсе сценарного факультета ВГИКа. В этом месте приводилась песня Анны Герасимовой, которую можно, в силу выбранной специфики, представить как клип, озвученный А. Герасимовой. Заключительные строчки: «Девочка Аня ест геркулес… Лес без названья – где этот лес?» соотносятся с заглавием рассказа. (Вообще заглавие было позаимствовано из эссе Санты «Девочка и лес».)
– Всё, – сказал он. Пел он не очень-то громко. Он закрыл струны рукой и стал смотреть на Валькину подругу.
– Вы, наверно, баптист, – после молчания сказала другая Валькина подруга, длинноносая. – У них все песни такие.
– Не может быть! – Он нахмурился. – Почему вы это подумали? Нет, я не баптист – какой я баптист! Они совсем другие, мне кажется.
– А вы вот эту можете? – спросила Валькина подруга Люба. – Милиён, милиён, милиён алых роз…
Он покачал головой:
– Нет, эту я не могу.
– Такая песня хорошая, – сказала Валькина подруга с сожалением. – Моя любимая.
– Вы перепишете слова? – сказал он. – Я тогда спою.
Валькина подруга захихикала.
– А вы из города? – спросила некрасивая Лада.
– Да, – согласился он. – Зурбаган – знаете?
Они переглянулись.
– Это, может, в Грузии, – сказала Валькина подруга. – Вы из грузин? – Он уже снова играл; и кивнул. – Ой, как вы музыку любите, – сказала Валькина подруга. – Приходите сегодня на танцы к нам, наши мальцы на магнитофоне крутят – все как в городе!
– Дискотека, – сказала Лада вроде как никому.
– Спасибо, – сказал он, продолжая играть.
Девки ушли, а он пошел в дом спать. Анюта походила по огороду, съела несколько крыжовников. Подошла к лестнице, подумала и залезла на крышу. Среди листьев красными пятнами выделялись крашеные яблоки. Она прошла по крыше. Здесь валялись его свитер и куртка. Анюта слезла и пошла в дом тоже.
Он лежал на диване в комнате. Анюта вошла, посмотрелась в зеркало, искоса глянула на него. Он лежал с закрытыми глазами. Анюта постояла, потом спросила:
– Вы еще не спите?..
– Нет, – сказал он с закрытыми глазами.
– А зачем вы яблоки красили.
Он молчал так долго, что Анюта уже подумала, что он заснул. Но тут губы шевельнулись.
– Ни с кем не спорить это уже пьянство, друг мой Саша говорил.
Анюта стояла, глядя на него. Но он все равно глаз не открывал. Анюта медленно вышла из комнаты.
В клубе горел красный свет. Посередине уже топтались пары, танец был медляк. Анюта зашла с Инкой. Они остановились недалеко от входа.
Музыка играла громко.
– А у Сильченки штаны как у тебя, – прокричала Инка на ухо.
Сильченко и другие мальцы стояли далеко в противоположном углу. У Сильченко были штаны как у Анюты.
– Вовсе не такие! У меня – во, смотри, карман какой!
– Ну почти такие, – прокричала Инка.
Сильченко, кажется, смотрел на нее. Вдруг Анюта вздрогнула. Это был пьяный парень из другой деревни, он взял ее за руку.
– Можно вас?
– Можно, – ответила Анюта с достоинством.
Они стали танцевать. Анюта через его плечо видела Сильченко, он ни с кем не танцевал, но потом парень поворачивал ее, и Сильченко оставался за спиной.
– Как тебя звать? – сказал пьяный парень ей на ухо.
– Аня.
Танец кончился, но он не хотел ее отпускать. Анюта вырвалась и пошла к выходу.
– А я ему – раньше сопли утри, – говорила Валька.
– Ну, где ж твой жених? – спросила Валькина подруга.
– Какой еще жених, – вяло отперлась Анюта.
– Музыкант-то этот – втюрился в Анютку, слышь? – сказала Валькина подруга Вальке. – За километр видать! Глянь – покраснела!.. – Валькина подруга подкалывала. – Девочка Аня, манная каша! – пропела она.
– Да ты сюда слухай, – рассердилась Валька. – Дык я ему – а он обиделся – ай-ай! Чуть только что слезки не покапали…
Валькина подруга повернулась к Вальке. Анюта постояла, а потом двинулась к выходу.
Ее догнала Инка:
– Куда ты?
– Я приду сейчас.
Анюта вышла на улицу. Над дверью тоже был красный фонарь. Курили несколько мужиков. Анюта остановилась. Потом она заглянула назад в зал. «Ансамбль “Модерн Токинг”! – заорал друг Сильченки в микрофон на сцене. – Что означает – современный разговор!» Анюта оглянулась. Темно. Она сошла по ступенькам и пошла.
Фонари над дорогой где горели, а где не горели – побиты были. Где не горели – Анюта бежала: темно. Она слышала свое дыхание на бегу. Когда добегала до фонарей – снова шла. Клуб был далеко.
Она вошла в калитку. Было темно. Овчарка Дина стояла у конуры. Услышав Анюту, она повернулась, зазвенев цепью. «Диночка», – бросила Анюта, проведя на ходу рукой по ее шее. В кухне было темно, а в комнате мать, нахмурив брови, смотрела что-то в комоде. Когда Анюта вошла, мать взглянула на нее и озабоченно пробормотала:
– Як бы не спер чаго…
– Уже ушел? – спросила Анюта.
– Пашоу, – сказала мать. – Нешта вежливый яки стал…
Анюта выскочила во двор и, выбежав за угол, увидела огонек.
Он сидел на перекладине лестницы и курил. Анюта остановилась. Он посмотрел на нее. Затянулся.
– А вы… еще не уехали?..