Возвращение принцессы

Нина наконец шагнула к двери. — Мне пора. — Она вышла на площадку раньше, чем Петр успел что-нибудь сказать. — Спасибо вам за все. — Лифт был занят, и Нина направилась к лестнице, повторив напоследок: — Спасибо вам за все. Простите меня, пожалуйста.

— Подождите. — Петр подошел к перилам. — А… А как вас зовут?

— Нина. — Она уже спустилась на несколько ступеней и теперь остановилась, глядя на него снизу вверх.

— Нина, — запоминающе повторил Петр. — Нина, у вас есть мой телефон?

Нина кивнула.

— Вы звоните, — сказал Петр, помолчав. — Будет желание — звоните. Договорились?

Сегодня Нина работала. Нормальный график папарацци: от полуночи и до первых петухов.

Петухов здесь было предостаточно. Крикливая, пестрая, пьяная шваль, горластое петушиное племя, завсегдатаи ночных халяв, беспробудно-бессонных тусовок.

Они бродили по ресторанному залу, погруженному в полумрак, то и дело прошиваемый болезненно пульсирующей, слепящей глаза подсветкой. Натыкались во тьме на чужие столики, подсаживались к местным курицам, изъяснялись с ними в основном при помощи жестов — так грохотала музыка… Это — музыка? Этот вой у нас песней зовется… Мелодии и ритмы полночного курятника.

Нина работала. Изводила пленку на это непотребство. Кроме песен и плясок была обещана также дегустация шоколадного мусса «Девушка Ноября».

Отец русского издания знаменитого порножурнала выгуливал свою ноябрьскую плеймейт, водил прелестницу от столика к столику, почему-то держа ее двумя пальцами за детский цыплячий (курятник, курятник!) затылок.

— Она из Абакана! — гордо кричал кому-то отец русского порно, пытаясь переорать весь этот джаз. — Из Абакана! Ты понял? Могущество России Сибирью прирастать будет!

Плеймейт, бессловесное затюканное создание, затравленно озиралась по сторонам, втягивая в узкие плечи маленькую головку.

— Не сутулься! — весело вопил отец русского порно, от души молотя плеймейт ладонью по острым лопаткам. — Подровняй хребет! Санек, ну, как тебе наша Ноябрина? Кейт Мосс на пенсию пора!

— Бедняга! — громко произнес кто-то рядом с Ниной. — Это ж со сколькими ей пришлось переспать в октябре, чтобы стать мамзель Навэмбе!

Нина оглянулась и даже охнула беззвучно: вот уж кому здесь не место, с чего бы это, какими судьбами? За соседним столиком сидела знаменитая актриса, звезда советского кино, обломок империи. Прямая спина, идеальная осанка, меховая горжетка на плечах. Волосы взбиты и уложены раз и навсегда полвека назад избранным способом: высоченное, кривоватое, слегка покосившееся, но все же неколебимое сооружение. Привет Пизанской башне.

— Давай щелкни меня тоже, — насмешливо предложила актриса Нине. — Она — девушка Ноября, а я — бабушка Ноября. Прабабушка. Щелкни.

— С удовольствием. — Нина сделала несколько снимков.

— Боже, кто нас посетил! — Из полутьмы на мгновение выскочили два пьяных петуха. — На-адо же, сама!.. Дозвольте ручку! Как вы?

— Посиди со мной, — предложила актриса Нине, дождавшись, когда петухи отбегут в сторону. — Выпьем по рюмочке. Я одна не люблю, а с этой шпаной — не хочется.

— Мне нельзя. — Нина села рядом. — Я на работе. Разве что соку…

Актриса молча подняла свою стопочку, кивнула Нине. Та искоса, осторожно ее рассматривала.

— Что смотришь? — Актриса подцепила вилкой ломоть балыка. — Подтяжки считаешь? Отродясь не делала. Гляди, мусс несут! — Она рассмеялась, добавила: — Мисс и мусс.

Четверо громил в поварских колпаках и крахмальных белых передниках внесли в зал гигантских размеров серебряное блюдо. Несчастная плеймейт сидела в центре блюда, по-турецки скрестив тонкие ножки. Почти голая, похоже, озябшая, в шоколадном бикини, с этой своей жалкой цыплячьей шейкой, она сидела там, среди серебряных мисок с горячим муссом, и старательно, вымученно улыбалась.

— Блядь на блюде, — резюмировала старая актриса, глядя на плеймейт с сочувственной усмешкой.

Пьяная толпа между тем, подлетев к блюду со всех сторон, расхватывала миски с муссом, растаскивала их по углам, выдирая друг у друга из рук, расплескивая густое сладкое варево. Петушиное племя боролось за свою порцию ресторанного халявного комбикорма с таким ожесточением и неистовым азартом, будто его держали впроголодь не меньше недели.

— Час назад выхожу я из дому, — негромко сказала актриса, — а мимо меня, к соседнему зданию, у нас там магазин дорогой, для этих… знаешь, которые с кредитными картами… Вот. А мимо бредет супружеская пара. Старики, я их знаю. Когда-то был и достаток, и чины. Теперь — пшик совершеннейший. И вот они ковыляют мимо этой нэпманской лавки шикарной, прилично одетая пара, он — с тросточкой… И вдруг он осторожно так, неловко, самого себя стыдясь, — к двери магазина, к урне мусорной. И тростью в урне — раз, раз… Вдруг чего отыщется… Господи! Меня машина ждет, а я стою, смотрю и плачу.

— А эти муссом обжираются, — пробормотала Нина.

— Чего ж ты хочешь! — Актриса налила себе еще водочки и поправила бетонной крепости башню из тщательно взбитых волос. — Чего ж ты хочешь: кому — шоколад, кому — слезы. Нэп. Новый русский нэп. Видела. Помню. Все это было уже. По кругу ходим… Как заговоренные.