Нина послушно встала и вышла в коридор. В полумраке на нее налетели мальчишки. Они тащили на кухню тяжеленный громоздкий стул с высокой резной спинкой.
— Молодцы! — одобрил их хозяин дома. — Это — особое кресло, — шепнул он Нине, ведя ее в прихожую. — Готовьтесь! — И он весело, заговорщически подмигнул ей. — Там есть кое-какие секреты…
— Горошина в сиденье? Под обивкой зашита, да? — Как это у Нины вырвалось, почему? Вот, вырвалось помимо воли. Нина сама себе удивилась. Поспешно добавила: — Просто я смотрю: у вас оловянный солдатик к двери прибит. Где одна сказка, там и вторая…
Петр усмехнулся, ничего не ответив. Он стоял рядом с Ниной и ждал, когда она расстегнет пуговицы на плаще. Теперь Нина его рассмотрела наконец.
Высокий и смуглый, лет сорок… Ну, может быть, сорок пять. Острые скулы, крупный резкий нос. Не славянских кровей, нет, — то ли казацкое что-то, то ли цыганское, южное, вольное, похож на Мелихова из старого кино. Узкие темные глаза, низкие брови.
Нина, опомнись, тебе давно пора идти!
— Мне пора, — поспешно сказала она. — Я раздеваться не буду, я пойду, извините.
— Пора? — переспросил Петр, внимательно глядя на Нину. Он ведь тоже ее рассматривал. — Жаль. А что так? У вас еще вызовы?
— Какие вызовы? — Нина не сразу поняла, о чем он. — А… Нет. Я не из поликлиники. Я…
Стоит ли говорить? Нина посмотрела на свои цветы и сумку, лежавшие на подзеркальнике. Петр невольно проследил за ее взглядом, она заметила. Теперь вот не отвертишься.
— Видите ли, я пришла… — Нина с трудом подбирала нужные слова. — Это глупость, конечно… Бестактность… Вы уж меня простите великодушно… Я пришла к вашей… — Нина запнулась. Помедлив, закончила: — Надо полагать, к вашей жене. Она дома?
Даже в полумраке неосвещенной прихожей было заметно, как он побледнел. Кровь отлила от кожи, и смуглое лицо стало серым.
— Людмила Солдатова — это ваша жена? — уточнила Нина. — Я прочла ее статью в журнале, и мне захоте…
— А, — глухо выдохнул Петр. — Статью…
— …Мне захотелось с ней увидеться. Поговорить. Я понимаю, что это абсолютная бестактность…
— Нет, почему же, — пробормотал он сквозь зубы.
— Петя! — крикнул старик из кухни. — Чай остывает. Мы ждем.
— Я пойду. — Нина открыла сумку, достала оттуда коробку с духами, журнал мод и торопливо пристроила свои презенты рядом с букетом. — Это ей. Передайте ей спасибо. Она меня очень поддержала. Такие простые слова, но как-то легло на душу… Так бывает.
— Бывает, — эхом откликнулся Петр. Он был теперь как-то странно подавлен, погружен в себя.
— У меня очень тяжелая полоса, — сбивчиво говорила Нина, понимая, что надо оборвать себя на полуслове, попрощаться, уйти. — Очень тяжелая. Сейчас всем тяжело, а у меня — через край…
— Петр! — снова позвал его старик.
— Папа, ну где вы? — Это мальчишки.
— Мы сейчас! — откликнулся Петр.
— …И так как-то вышло, что не с кем поговорить… — Нина нервно теребила ремень сумки, стоя рядом с вешалкой, рядом с детскими куртками — надо же, и на них вышито по солдатику! — Жила бы Штатах — пошла бы к психоаналитку. А у нас с этим — проблема…
— С аналитиками — швах, — согласился Петр. — У нас вместо аналитиков — анальгетики.
— И вот мне попалась на глаза статья вашей жены, и я решила…
— Это моя статья.
— Ваша?! — изумилась Нина. — А почему она подписана женским именем?
Петр помолчал. Потом ответил, и было видно, что каждое слово дается ему с трудом:
— Моя жена вела эту рубрику. Три года назад она… Ее не стало. Ну, и я… Я продолжаю. Мне предложили — я это делаю. В память о ней.
Теперь они молчали оба. Слышно было, как в кухне звенят чашки и блюдца, как возбужденно и весело переговариваются младшие Солдатовы.
— Папа! — крикнул один из сыновей. — Вкуснотища! Горелый даже лучше!
— У нас такая игра дурацкая, — как можно будничней произнес Петр. — Я ставлю пирог в духовку на час. За час я должен сделать два рейса и вернуться, чтобы успеть вынуть пирог. Дурацкая забава, опасная. Надо с этим завязывать.
— Вы таксист? — тихо спросила Нина.
— Я много чего, — усмехнулся Петр. — Кормящий отец. И сын.
— А я вам — парфюм. — Нина пристыженно взглянула на свои бесполезные, нелепые дары. — Журнал мод зачем-то купила…
— Вот этот? — спросил Петр с деловитым интересом. — Замечательно! В масть. — Он взял журнал, раскрыл его, принялся быстро и сосредоточенно перелистывать, словно опасаясь того, что Нина опять неосторожным словом коснется его боли, его утраты. — Спасибо. Я за этим номером неделю охочусь. Здесь должны быть кое-какие рекомендации…
Петр нашел наконец нужный раздел и стал читать с каким-то почти женским интересом, который так не вязался с его стопроцентно мужской фактурой. Наконец он поднял глаза — встретился с Нининым недоумевающим взглядом, все понял и, хмыкнув, бросил журнал на коробку с парфюмом:
— Нет, все в порядке, я… Я не из бирюзовой гвардии.
— Кто бы сомневался, — усмехнулась Нина. — Вы — стойкий оловянный гвардеец. Солдатов. А я вам — «Шанель»…
— А мне бы — шинель, — весело подхватил он. Тут же помрачнел, быстро добавил: — Ну, так ведь вы не знали…