Возвращение принцессы

Приятель оправдывался, не позволяя вставить ни слова. Как будто это он должен был Олегу деньги, а не Олег — ему. Редкостный человек Заповедный экземпляр, ей-богу.

Все рухнуло, Олежка, синим пламенем горим, частил приятель, изнемогая от неловкости, сконфуженно пыхтя и покашливая. Фирма моя на ладан дышит, все, Олег, сворачиваю бизнес, вообще пакую вещи, ты знаешь, у меня их немного, стиль жизни — походный, по морям, по волнам, нынче здесь, завтра — там, короче, Олег, дорогой, я из Совдепии сваливаю на хрен.

— Далеко собрался? — глухо спросил Олег.

Давно уже ясно было, ясно как белый день, чего резать хвост по кускам, скажи сразу, решись, выпали: Олег, отдай деньги! Прикажи, потребуй, кто ж тебя осудит? Твое право.

— Далеко, в Анкоридж, — вздохнул приятель. — К сестре. Она мне тут рисует радужные картины моего грядущего процветания на Аляске.

— Я понял, — выдавил Олег. — Ты отваливаешь. Я должен отдать тебе деньги. Я отдам.

Приятель снова принялся оправдываться, жаловаться на жизнь. Что делать, Олег? Я вынужден… Ты б знал, как мне сейчас тошно! У тебя же нет ни гроша, где ты возьмешь-то?

— Ну, это уж моя забота, — отрезал Олег. — Я тебе отзвоню на днях.

Он положил трубку.

Нужно отдать долг. Денег у него нет. Денег нет вообще. Занять не у кого. Все, что удалось выудить из распечатанной «Альфа»-банки, уже у приятеля. Теперь ему нужна вся сумма, он отбывает на Аляску. Будет там водку пить с алеутами, первый тост — за алеутов, второй — за Вторую Катю: прозорливая была государыня, вовремя отдала Аляску-то, спасла аборигенов.

А то сидели бы сейчас алеуты в загибающемся Совке, мерзли бы в выстуженных домах, как камчадалы-сахалинцы. Жгли бы лучину, стучали зубами от холода, с надеждой прикладывали бы ладони к ледяным батареям, проклиная главного электрификатора Всея Руси, рыжего, конопатого, лопата — за пазухой, а дедушка все еще жив…

Денег нет. Денег нет и не будет. Приятель больше не может ждать, он отбывает на Аляску. «Олег, я готов линять отсюда хоть на Шпицберген, хоть на Землю Франца-Иосифа! Всюду жизнь, Олег. Помнишь, картинка такая была? «Всюду — жизнь». Всюду жизнь, даже на Земле Франца! Только у нас тут, Олежка, жизни нет. Одна загибаловка».

Жизни нет… Жизни нет. Олег отошел от окна. Он бродил по пустому дому, это был большой загородный дом, его хозяин, старый знакомец, пустил сюда Олега на постой неделю назад. Сказал: «Посторожишь, я как раз стража своего рассчитал. Повадился, гад, баб сюда водить. Живи, только не буянь, не спали мне дом, ладно?»

Это он намекал на последнюю Олегову выходку. Он Олега и из ментовки вызволил, кстати. Приехал, «подмазал» служивых, упросил замять Олегов фортель. Отстегнул околоточным по сто баксов на погоны. Щедрый, широкий, денег — куры не клюют, за пять лет сделал сокрушительную карьеру. Надоело в массовке киснуть, плюнул, пошел в челночники. Через пять лет — директор оптового рынка. Жизнь удалась.

А твоя, Олежек? Твоя тоже удалась.

Только она давно закончилась.

Закончилась. Точно. Давно. А ты не понял. Олега прошиб холодный пот, он взмок в мгновение ока. Медленно опустился в кресло. Такая простая мысль, простая и страшная догадка: твоя жизнь, счастливая, яркая, успешная жизнь уже отшумела. Закончилась.

Она закончилась, а ты еще живешь по инерции. Ты еще бегаешь по двору, нарезаешь судорожные, сужающиеся круги, как тот петух с отрубленной башкой, ты же вспоминал о нем недавно, о петухе, которому хозяин отсек башку, а он еще мечется по двору, заливая траву горячей кровью…

Да, но тебе-то Хозяин покамест голову с плеч не снес! Если жизнь твоя кончилась, если все уже в прошлом, все — слава, успех, лучшие роли, любимые женщины, если дар твой иссяк, а ведь он наверняка иссяк, истаял, скукожился. Позови тебя завтра хороший режиссер на серьезную роль — ты ее, Олег, завалишь. Ты уже ничего не сыграешь, Олег, мозг твой высох, душа измучена, ты обессилел, ты озлоблен, так вот… С чего ты начал? Мысли путаются, плохи твои дела… А! Вот оно. Если жизнь твоя кончилась, почему же Он ее тогда не забирает?

Он ведь всегда забирает вовремя. Может быть, Он хочет…

Олег поднялся с усилием. Пересек комнату, распахнул резные дверцы старинного буфета, дверцы открылись со скрипом — антикварная штуковина: разбогатевший челночник отхватил ее на каком-то мебельном аукционе за немыслимые деньги. Олег налил себе водки. Опрокинул ее залпом.

Он всегда забирает вовремя.

Может быть, Он хочет, чтобы ты это сделал сам?

Не кощунствуй! Нет, в самом деле. Может быть, он предоставляет тебе выбор: хочешь — живи еще хоть сто лет, влачи жалкое, тусклое, скудное существование, подпитывай себя памятью о былом успехе, перебирай воспоминания, смакуй их, упивайся ими, пересматривай свои старые фильмы, пялься на себя, молодого, красивого, яркого, сильного, смотри на себя прежнего, большей пытки не выдумать! Смотри, вспоминай, копи в себе желчь и горечь. Так живут многие из тех, кого ты знаешь.

Хочешь так жить?

Нет. Не хочу. Нет.

Олег снова налил себе водки, наполнил стопку до краев. Так — не хочу.

Тогда решайся. Выбор невелик. Или — или.