Возвращение‌ ‌«Пионера»

Сергей улыбнулся и, переводя взгляд со стриженого на щегла, замахнулся посильнее. Щегол затоптался, водя руками, чтобы прикрыть побольше стекла. Стриженый отвел руку для броска. И Сергей понял, что кирпич обязательно попадет. В него. В плечо, в ухо или в висок. Или глаз выбьет.

Сергей потоптался, почти как щегол, наверное. Разозлился, отшвырнул камешек — щегол выдохнул, заметно обмякая, — и развернулся к стриженому:

— Слышь, пролетарий. Ты с булыжником только самый дерзкий, да? Иди сюда, давай как пацан! Раз-два-три-зассал?

Стриженый уронил камень под ноги и приглашающе поманил Сергея к себе. Сергей ругнулся и рванул к стриженому. Тот сделал несколько шагов назад и скомандовал:

— Стоп!

Сергей почему-то остановился. Рванувшие за ним Вадя и Жендос тоже. Стриженый сказал, тыкая себе за макушку:

— Туда смотри. Выше. Видишь?

— Скворечник, что ли? — недоуменно спросил Жендос, вглядываясь в темный короб, приделанный к стволу на пятиметровой, что ли, высоте.

А Серый сразу все понял, хоть и не видел ни разу камер наблюдения. Он повел взглядом по стволу, убеждаясь, что провод от камеры, местами прикрытый жестяными уголками, идет к земле и прячется между корнями, и сказал:

— Провокатор.

— Ага. Это телевизионная камера. Она всю дорогу снимает, сейчас конкретно ваши лица. Махаться полезете — вышибут на фиг не только из лагеря, а вообще отовсюду, и родителям сообщат.

— А твоим не сообщат? — спросил Жендос злобно.

— А моим пофиг, — отрезал стриженый таким тоном, что стало понятно: не врет. — Валите отсюда, пока не обнаружилось, что вы госимущество портите.

— Да ни фига мы не!.. — закипел Жендос, но Сергей перебил:

— Ты же все равно застучишь.

— Я не стучу и стекла не бью, — сказал стриженый. — Бегом марш.

— Вот ты, бляха, командир! — начал было Жендос, но Сергей молча двинулся мимо стриженого и прочь. Вадя за ним.

Краем глаза Сергей увидел, что Жендос поднял осколок кирпича, похоже, тот самый, что обронил стриженый, подкинул его на руке, обронил обратно и поспешил за приятелями, зацепив плечо стриженого.

Олег постоял, пока хруст веток и щебня под ногами троицы не затих, а сердце не успокоилось, вытер ладони о штаны и сказал:

— Пошли отсюда, пионер-герой.

Он подождал, вздохнул и вышел на полянку. Пацаненок пытался вставить в раму осколок стекла, поднятый, видимо из травы. Руки тряслись, плечи тоже, а с подбородка упала, сверкнув, слезинка. Пальцы себе отрежет на фиг сейчас, понял Олег с ужасом, глаза же не видят ничего.

— Потом вставим, — сказал он осторожно. — Тут надо бумагой подклеить, с ПВА или клейстером. Умеешь делать?

Пацаненок, не оборачиваюсь, мотнул головой.

— Научу, если хочешь. Там муку надо… Кстати о муке — пошли на ужин, жрать охота уже. Пошли-пошли, а то не успеем подклеить, увидят, что стекло разбитое, на нас подумают.

— Пофиг, — сказал пацаненок. — Вот зачем они, а? Их привезли, чтобы… мечта сбылась, а они стекла бьют.

— Ты же не бьешь, а наоборот. Я тоже.

— Ну и что?

— Ну и все. Жрать пошли. Меня Олег зовут.

Пацаненок, шмыгнув, вытер лицо коротким рукавом, развернулся и пожал руку.

— Антон.

Сразу поужинать не получилось. На полпути к дворику Антон остановился и спросил:

— Помочь, может?

Он обращался к девчонке, на которую Олег даже не обратил внимания. Девчонка тянула из земли длинную ржавую железяку, та не поддавалась — видимо, зарылась глубоко. Куча железяк помельче, хотя были там и с казан величиной, аккуратно, как кости из киножурнала про археологические раскопки, растянулась рядом.

Девчонка глянула на Антона свирепо и дернула железяку сильнее — так, что чуть не свалилась сама. Она отдернула руки, озабоченно рассмотрела ладони и взялась было за железяку снова, но Антон, а следом и спохватившийся Олег оттеснили девчонку, молча ухватили железяку у земли и принялись выкорчевывать ее, раскачивая и подкапывая носками кроссовок.

Девчонка, не теряя мрачности, следила за ними несколько секунд, потом присела у железяк и принялась перебирать их, прикладывая одну к другой.

— Трудное детство, железные куклы, — пробормотал Антон.

Олег с трудом подавил смех.

Девчонка и впрямь была как домовенок Кузя из кузнечного барака: крупная, суровая, мешковато одетая и с волосами, прихваченными явно бабкиным полукруглым гребнем. Ступу собирает, а метла застряла, подумал Олег, произносить не стал, но затрясся от смеха так, что потерял равновесие, когда конец неожиданно легкой железяки с несколькими погнутыми перекладинами наконец вырвался из грунта.

Олег сел поудобнее, отряхивая руки и досмеиваясь. Антон положил железяку к ногам своей суровой феи, будто меч побежденного.

— Металлолом собрать решила, что ли? — спросил он.

— Вроде того, — сказала девчонка. — Везде бы такой лом был. Сокровища.

— Золото, что ли? — заинтересовался Антон. — Или это, трансурановые? Они, смотри, радиоактивные, светиться по ночам будешь.

Девчонка фыркнула, присела у кучи, быстро и очень ловко сцепила несколько железок и стала примериваться к ним выкопанной дубинкой. Олег поспешно подполз к ней, забыв даже встать, и спросил:

— Это мотор, что ли?