- Сейчас Сергей Давыдович отведет тебя к тем, кто занимается составлением сборника, - сказал мне редактор. - У них есть замечания по тексту и варианты замены. Посмотрите вместе. Твоя повесть идет первой, поэтому и сборник назовем по ней. Повестей там больше не будет, одни рассказы. Иди, а я пока поговорю с твоей мамой.
От любителей править текст я отбивался минут сорок. Из семи проблемных мест пять мне удалось отстоять, в двух ввели правку. Потом меня отвели в большую комнату, где мать угощали чаем с печением. Я тоже попил чай, и мы пошли в гардероб.
- О чем вы говорили с редактором? - спросил я, когда мы под мелким и противным дождем шли к автобусной остановке.
- У них есть план по молодым авторам, - пояснила мама. - А тебя они, как он выразился, хотят раскрутить. Он уже при мне звонил в комитет комсомола.
- В какой комитет? - растерялся я.
- В центральный, - объяснила она. - В отдел пропаганды. Таких молодых авторов, пишущих серьезные вещи, у них нет. Он сказал, что ты для них находка. Но там кого-то не было, а я сказала, что мы не будем долго ждать. Все равно тебя будут вызывать на всякие мероприятия, там и поговорите.
Охренеть! Написал, называется, повесть!
- А ты что, не могла сразу отказаться? - набросился я на маму. - Я учусь и не хочу пропускать уроки ради ерунды! Ты же знаешь, что мне постоянно не хватает времени!
- Немного ужмешься! - сказала она. - Такие связи лишними не будут, да и не станут они тебя часто дергать. Ты со своей повестью очень удачно попал. У них этот сборник рассказов уже полгода на рассмотрении из-за того, что на полноценную книгу не хватало объема.
- А мною заполняют перерыв! - запел я. - Арлекино...
- Замолчи немедленно! - дернула меня за пальто мама. - Люди оглядываются! Что-то ты, Геник, совсем не знаешь границ! Как ты с редактором разговаривал? Я думала, они нас выгонят из редакции!
- Лучше бы выгнали! - мрачно сказал я. - Как ты не можешь понять, что я не хочу известности!
- Не могу, - честно призналась она. - Ну что плохого, если тебя покажут по телевидению?
- Что, он и об этом говорил? - с ужасом спросил я.
- Нет, не говорил, но я думаю...
- Мама, давай прекратим говорить на эту тему. Мне и так уже в школе не хочется появляться из-за этой известности! Кто-то прыгает вокруг в щенячьем восторге, кто-то завидует. А я хочу просто жить и дружить с ребятами, как все остальные!
- Мы все равно скоро отсюда уедем.
Утешила, называется.
- Я не хочу отсюда уезжать, - признался я.
- Это из-за Лены? - спросила мама.
- Это из-за многого. А Лена - это уже пройденный этап.
- И давно ты его прошел?
- Я ей не был нужен раньше, не нужен и теперь со всеми своими достоинствами. Сейчас я дружу с Люсей. Сегодня даже парту поменял.
- Парта - это серьезно, - сказала мама. - Люся Черзарова? Умная девочка и славная. Только вы еще слишком молоды, а скоро вообще разъедетесь.
- Зря смеешься, - сказал я. - Я с Ленкой четыре года рядом просидел. И отрывать мне ее от сердца было больно. И найди хоть одного подростка в четырнадцать лет, который не считал бы себя взрослым. Я себя им считал с тринадцати. И уезжаем мы не в Америку. Люся, знаешь, что мне сказала? Только, говорит, позови, и я приеду!
- Это серьезно, - забеспокоилась мама. - Такими словами не бросаются. Я надеюсь на твое благоразумие. Если допустите лишнее, можете испортить себе всю жизнь. Дружите, переписывайтесь, вам никто не будет мешать. Сохраните чувство - пусть приезжает. Все равно, когда придет время, жену ты себе будешь выбирать сам. Почему не она?
Подъехал нужный троллейбус, и мы прервали разговор. В вагоне было достаточно много народа, поэтому мы и там не разговаривали, занятые каждый своими мыслями. Разговор возобновился, когда мы сошли с поезда, перешли железнодорожные пути и по лесной дороге направились в городок. По этой же дороге прошло еще несколько людей, но мы не спешили и всех пропустили вперед.
- Скажи, чего ты добиваешься? - неожиданно спросила мама. - Ты стал отличником, занимаешься спортом, музыкой... Я, конечно, рада, но ты так изменился во всем, что я перестала тебя понимать. Только внешне ты оставался прежним, а сейчас меняется и внешность. У тебя уже такие мышцы, каких не было у твоего отца, если сделать поправку на возраст. Даже голос после этой твоей йоги начал меняться.
- Разве это плохо? - спросил я. - Вспомни, каким я был еще совсем недавно!
- То был мой ребенок, - сказала она, вздохнув. - И я знала все, чем ты жил, знала, чего от тебя можно ожидать. А теперь ты живешь своей жизнью и нас с отцом в нее не пускаешь. И это очень обидно. Все дети рано или поздно отдаляются от родителей, но не в четырнадцать же лет!
- Я по-прежнему люблю вас с папой! - сказал я, обнимая ее за плечи. - И во многом я остался прежним. Есть один секрет, но о нем вы тоже узнаете, я папе это уже обещал. Я из-за него еще не хочу известности. Нет, выспрашивать не стоит, пока все равно не скажу. Могут же у человека быть хоть какие-то секреты?
- Чем сейчас думаешь заниматься?
- Чем обычно, только сначала сбегаю к Сергею узнать, что задали на дом.