- Жаль, что вы не взяли с собой Маринку, - сказала мама, когда все выпили за внуков. - За все время вы ее к нам привезли только три раза!
- Далеко ехать, - ответил ей Валентин, а машины нет. - Ей пока всего годик, станет старше, она вам еще надоест.
Мы уже сидели два часа, разорили стол и, наговорившись, включили телевизор, когда зазвонил телефон. Звонила Вика.
- Извини, что не смогла приехать, - сказала она мне. - Подарок за мной. А дед тебе не может даже позвонить. Убили Суслова, так он умчался и до сих пор дома не появлялся.
- Как убили? - только и смог сказать я.
- Я подробностей не знаю, - виновато ответила она. - Только то, что взорвали автомашину. И его, и ту, в которой ехала охрана.
- Спасибо, что позвонила, - сказал я. - Присмотри за дедом, ему сейчас будет тяжело.
- Кто звонил? - спросила мама, когда я вернулся к столу.
- Вика поздравляла, - объяснил я. - Приехать она не смогла.
О смерти Суслова я ничего не сказал. Для всех, кроме жены, он был посторонним. Ей я сказал, когда мы уже были у себя. Не хотелось расстраивать, но все равно узнает.
- И что теперь? - растерянно спросила она.
- Это не сведение счетов, - ответил я. - Вика сказала, что взорвали обе машины одновременно. Это и понятно, потому что он их менял. Возле машин постоянно дежурит охрана, поэтому заминировать могли только в гараже Комитета, а подрыв осуществляли дистанционно радиовзрывателем обеих машин одновременно. Это не уровень какого-то обиженного чинуши, это разборки в верхах. Причем наверняка участвовал кто-то из Комитета. И я не исключаю того, что посодействовали наши западные недоброжелатели. Им наши реформы - кость в горле, а для Соединенных Штатов вообще мало разницы социализм у нас или капитализм. Мы им и при капитализме мешали. А во что это выльется, узнаем из сообщений прессы. Вряд ли нас кто-то об этом будет извещать. Брежневу сейчас не до нас.
Я ошибся: Леонид Ильич позвонил на следующий день сразу же после официального объявления о гибели Михаила Андреевича.
- Извини, что не позвонил, - сказал он, изрядно удивив меня и своим извинением и тоном, которым оно было сказано. - Было слишком много дел. Завтра будем прощаться. Ты придешь? За Люсю не спрашиваю, ей идти не стоит.
- Во сколько начало церемонии? - спросил я.
- В десять. Он хотел, чтобы ты пришел. Сам мне как-то говорил, что если... - он замолчал, потом добавил. - Он не во всем был с тобой согласен, но очень уважал и ценил. И ему было не все равно, как его оценишь ты.
- Нашли, кто? - спросил я.
- Потом поговорим, - ответил он. - Не по телефону.
В Колонном зале Дома Союзов я появился за полчаса до начала церемонии прощания. Возле гроба Михаила Андреевича из членов Политбюро были только Брежнев и Щербицкий. Еще пятерых мужчин я не знал, а женщина с припухшими глазами и военный, которые стояли особняком, были, наверное, его детьми.
Мы с Брежневым на несколько минут отошли в сторону.
- Место Суслова займет Машеров, - сказал мне Леонид Ильич. - Сначала в структуре той службы, которая занимается проверками, а на ближайшем пленуме введем в ЦК уже не кандидатом.
- Кто? - спросил я. - Зарубежный след есть, или это у нас нашелся кто-то шустрый? Наверняка ведь завязан Комитет!
- Об этом потом, - оборвал он меня. - Пошли, сейчас все начнется. Постоишь с нами хоть немного. Следствие только началось, так что говорить о чем-то еще рано.
- Сильно попорчено тело? - тихо спросил я, пока возвращались к закрытому гробу.
- Очень сильный заряд, - ответил он. - Михаил был в машине только с водителем, так что разобрались, что кому принадлежит. А во второй машине, помимо шофера, было четыре человека охраны. Там вообще...
Я постоял возле гроба минут пятнадцать и ушел перед тем, как в зал начали пускать людей.