Возвращение (Окончательный вариант)

Города не было. Снег засыпал остатки того, что совсем недавно было жилищами и прикрыл густо лежавшие тела. Над этим кладбищем возвышались только частично уцелевшие печи домов побогаче, все остальное превратилось в пепел. Я прошел мимо валявшегося на боку колокола сгоревшей церкви, нашел место первого схрона и начал втыкать в землю меч, ища крышку. Продухи были завалены, и все в убежище находились в полуобморочном состоянии. Я их оставил и пошел ко второму схрону, потом к третьему. Слава богу, все были живы. Пока женщины и дети приходили в себя, я вытаскивал мешки с едой и укладывал их на лошадей. Я не нравился, но, видимо, перспектива остаться наедине с волками нравилась еще меньше. Самые противные твари скалились и пытались укусить, но мне все-таки удалось их загрузить провизией, а потом усадить детишек, женщин и сесть самому. Детей сажал по двое и по трое так, чтобы старшие заботились о малышах. Странное дело: как только на монгольских лошадей сажали детей, они сразу же переставали проявлять враждебность. По сценарию мы должны были ехать до Волхова шесть дней. На съемках мы проехали километров тридцать и устроили пару остановок, на которых я сооружал укрытия с помощью жердей и шкур, используя громадные ели. Хорошо, что такие еще были в лесах. Я всю ночь проводил у костра, охраняя лошадей. Монголы прошли широким фронтом, поэтому и здесь мы дважды натыкались на сожженные деревни, в одной из которых подобрали уцелевшего крестьянина. Все его близкие погибли, погиб бы и он, не пройди мы рядом с пепелищем. Ему уже на все было наплевать, в том числе и на собственную жизнь. Увидев детишек, он принялся нам помогать, найдя смысл в жизни. Дважды нам пришлось отбиваться от волков. Один я этого сделать не смог, но у женщин были охотничьи луки. На этих съемках измучились и намерзлись все. Самое главное было не застудить никого из детей. Их одели как медвежат, постоянно поили горячим и разводили костры. Их единственной игрой было терпение и послушание. Отыграли они великолепно: никто не капризничал и не доставил нам хлопот. За время этих съемок я понял, что смог бы и на самом деле пройти с этими детьми такой путь. Выложился бы, конечно, полностью, возможно не довез двух-трех самых слабых, но остальных спас.

Вышли мы не к самому Новгороду, а к Волхову, который замерз только у берегов. Там в первый раз наткнулись на людей. Лесорубы хотели нас побить и забрать лошадей, но, рассмотрев сидящих на их спинах детишек, передумали и даже дали провожатого.

- Нешто мы не люди? - говорил мне их старший. - Идите прямо к Ярославичу, он и вам поможет, и ребят пристроит.

Примерно третья часть домов в "Новгороде" была сделана жилыми и сейчас в них жили многочисленные статисты, изображавшие жителей города. Я предстал перед князем, которого играл Еременко, чуть живым. Грима на мне было мало: и усталость и худоба были натуральные, заработанные на съемках.

- Помоги, Ярославич! - поклонился я ему. - Сохрани корень Зарайского княжества. Всех сожгли и побили поганые, может где и остались люди, но надолго ли?

- Кто таков? - спросил Невский.

- Ивор Абаш сотников сын.

- Останешься у нас - приму в дружину. Сотником тебе не по возрасту, десятником будешь.

- Благодарствую, князь, - упрямо сказал я. - Я вернусь. Мне жизнь не в радость, своим я долги отдал, мунгалам - нет.

- Один только сгинешь зря, от тех же волков, - сказал князь. - Нам мунгалы тоже враги, а жизнь тебе господь не для того дал, чтобы ею бросаться! Ты сильный воин, твое семя не должно пропасть! Остаешься, и дело с концом!

Так я остался в Новгороде. Вскоре меня женили. Я не мог забыть Анны и не желал другой женщины, но надавили сначала князь, а потом и архиепископ Спиридон.

- Нельзя жить горем! - втолковывал он мне. - Это противно воли Его! Если нет своего ума, слушай князя, он дурного не присоветует.

Женили меня на дочери одного из купцов Младе, которую сыграла Бондарчук. Гримерам пришлось изрядно постараться, чтобы сбросить ей лет пять. Сцена нашей брачной ночи, по-моему, была первой такого рода в советском кинематографе. Сколько потом потребовалось нервов, чтобы она осталась в фильме! По сюжету я не смог себя перебороть и не тронул молодую жену, из-за чего та тихо рыдала, видимо, проклиная про себя и свою жизнь, и мужа-недоумка, который думает только о себе. Закончилось все довольно откровенной сценой. Наталья вошла во вкус и немного похулиганила, из-за чего я получил пощечину от жены, а с Бондарчук она потом пару месяцев вообще не разговаривала.