Возвращение Ктулху

Часов в шесть вечера мне позвонил заведующий кафедрой. После упрека в том, что я не выполнил его последнее распоряжение, на меня обрушился град обвинений, начиная от участия в скандальных историях на кладбище и в склепе Натингейлов и заканчивая глупыми фокусами в музее. Вейсман говорил о каких-то судах, которыми грозили посетители музея за причиненный моральный и физический ущерб. «И что я скажу страховой компании? — с отчаянием вопрошал он. — Да и полиция тоже желает знать, в чем дело». Далее покатились напоминания о моем халатном отношении к работе в университете, безразличии к педагогическим обязанностям, систематических опозданиях, частых прогулах, приходе в нетрезвом состоянии и распитии спиртного на рабочем месте, недостойном поведении по отношению к некоторым студенткам и сотрудницам университета и еще великом множестве мнимых и действительных прегрешений. Гневная филиппика закончилась угрозой уволить меня. «Сэр, вы не допустите меня к экспедиции в Палестину?» — спокойно спросил я. «Об этом не может идти и речи». — «Тогда всего хорошего». И я повесил трубку.

Позже позвонила Мэгги. До сегодняшнего дня этот беспрецедентно неожиданный факт вызвал бы у меня волнение и, пожалуй, даже радость. Но теперь у меня не было особого желания беседовать с ней. Мисс Вейсман принялась уговаривать меня срочно связаться с ее отцом и постараться уладить конфликт, пока не поздно. Ранее часто очаровывавшая меня тональность ее голоса теперь утомляла своей никчемной настойчивостью и какой-то странной сердечностью. Я спокойно выслушал все обещания помочь мне и вежливо ответил, что весьма признателен за участие. Однако со своей стороны я не вижу в этом существенного смысла.

— Как вы можете так безразлично относиться к себе? — всхлипнув, спросила Мэгги.

— В общем-то, я отношусь к себе так же, как к вам, — невозмутимо промолвил я. — Ровно отношусь.

— Господи, да что же это значит?

— Ну, то есть как к элементу объективной реальности, — каким-то чужим голосом ответил я и прервал связь.

Я еще долго лежал на кровати, глядя в потолок. В голове не было ни одной мысли, кроме заполонившего все сознание ощущения, что жизнь завершена. Когда за окном уже перестали греметь трамваи и слышаться человеческие голоса, я покинул свою квартиру и медленно двинулся по мокрой от дождя улице. По дороге я купил в ночной лавке бутылку джина и последовал дальше по неведомому маршруту, которым меня вела какая-то космическая тоска.

На душе было мрачно и пусто. Я не очень удивился, когда в какой-то момент, пытаясь извлечь из опустевшей бутылки еще хотя бы каплю, сообразил, что нахожусь у Северного кладбища, расположенного довольно близко от моего жилища. Ворота были распахнуты, сторож и собаки отсутствовали, и я вошел внутрь.

Долгая прогулка между рядами могил утомила, и я решил немного посидеть. Вокруг не было ни одного фонаря, и только большая луна иллюминировала своим призрачным зеленоватым сиянием унылый, залитый мутной дымкой тумана пейзаж, расстилающийся во все стороны на много ярдов. Меня окутала тишина, которую можно было с полным основанием назвать мертвой. Лишь безразличный ветер играл листвой деревьев и шелестел покрывающей надгробные холмики травой. Обхватив голову руками и закрыв глаза, я опустился в глубокую меланхолию. Моим желанием было сидеть так часами… или годами… все время, что мне осталось провести в этом мире.

Но вдруг, к моему несказанному удивлению, в мозгу словно завибрировал чей-то голос. Физически я не слышал его — нет, слова как будто сами проникали в сознание.

«Я ждал тебя и не сомневался, что ты явишься именно сюда», — пророкотало в моем разуме.

Я осмотрелся вокруг. Мененхеб… да, он был здесь, хотя увидеть его было непросто. Может быть, я не видел физически, а воспринимал его образ ментально. Так или иначе, описание внешности Мененхеба можно свести всего к трем словам — черный провал в пространстве. Не было никакого ужасного монстра, никакого демонического перформанса — только абсолютно черное пятно, почти сливающееся с окружающей темнотой ночи. Я ощущал в этом пятне жуткий холод — то ли холод могилы, то ли холод пустого космоса. Пожалуй, его по праву можно было определить как могильно-космический.

Повинуясь странному желанию, я протянул руку и частично погрузил ее в черное пятно. Мне показалось, что кисть словно исчезла из моего организма, я полностью утратил связь с ней. Так я и стоял — с вытянутой, попавшей в загадочный плен рукой.

— Почему ты ждал меня именно здесь? — спросил я у существа. — Неужели тебе известно ВСЕ?

«Не важно. Куда еще мог прийти в такой момент человек, рожденный с дырой в голове?»

— С какой еще дырой? — воскликнул я, непроизвольно ощупывая голову свободной рукой.

«Назовем ее метафизической, хотя любые термины не имеют значения, — ответил Мененхеб. — В голове у тебя дыра, и через нее в тебя с самого рождения вливался Хаос. Потому ты не таков, как большинство людей, — неужели ты этого до сих пор не понял?»

— А Адам Мейнингер? У него тоже… дыра в голове? — спросил я.