Возвращение Ктулху

— Ты видела, как Ктулху проявил ночные стороны человеческих душ. Он не просто превратил людей в акул и неповоротливых рыб, а реализовал то, что в них было заложено. То, что было их сутью.

— По-моему, ты бредишь, — сказала Катя.

— Дай бог, если это действительно так.

Не удостоив меня ответа, Катя приложила левую руку ко рту и, повернувшись в сторону дворца, закричала:

— Эй, кто-нибудь! Спасите! Помогите!..

Ей было страшно, и я ее понимал. Кому хочется жить в мире, где действуют непознанные космические силы и немыслимые монстры охотятся за людьми, которые сами на поверку оказываются мерзкими чудищами? Тварями, живущими без цели и смысла, потому что стремление жрать и размножаться едва ли можно считать целью жизни существ, наделенных разумом.

Но зачем все-таки появлялся самоликвидировавшийся Ктулху, вернувшийся, надобно думать, в Маракотову бездну, чтобы продолжать спать и видеть сны об иных мирах? Зачем явился он нам и устроил кровавую субботу мирным обывателям? Хотел всего лишь подпитаться нашей энергией или еще и показать что-то? Сумеем ли мы сделать выводы из встречи с ним? Или забудем, как дурной сон, как забыли многие события прошлого, которые стоило бы помнить?..

— Эй, кто тут зовет на помощь? — Появившийся на балконе парень в каске и камуфляжном костюме сжимал в руках черный автомат и выглядел весьма воинственно.

При виде Кати он закинул автомат за спину и улыбнулся.

— Мы чудом уцелели, но сами же себя поймали в ловушку, — сказала Кэт, ставшая похожей на мокрую, измученную кошку и все же сумевшая произвести на десантника благоприятное впечатление. — Дайте нам, пожалуйста, ключ от наручников. Вон он лежит. Если бы не они, эти твари непременно бы нас сожрали. Мы сами бросились бы им в пасть…

— Расскажите хоть толком, что здесь произошло?

Следуя Катиным указаниям, парень нашел ключ и подал его мне. Кажется, он был рад, что может сделать хоть что-то полезное.

— Вы не поверите. А мы будем не в состоянии ничего объяснить, — просипел я, расстегивая стальные браслеты на наших окровавленных запястьях. Что касается моего, то оно распухло, покраснело и отчаянно болело. Особенно когда я пытался шевелить пальцами.

— Я чувствую, что заболеваю, — жалобно сказала Катя и громко чихнула.

— Ладно, сушитесь, лечитесь, обогревайтесь, — разрешил тронутый нашим никудышным видом солдат. — Странно, что больше я тут никого не видел. А вы? Куда делись люди? Обычно-то в парке полно народу…

— Они ушли, — просипел я, ничуть не покривив душой. Сунул наручники в кофр, закинул его на плечо и повлек Катю к выходу с балкона.

Спустившись по металлической лестнице на землю, мы юркнули в ближайшую аллею, и я искренне порадовался сумеркам, скрывшим нас от взоров обшаривавших парк и окрестности дворца десантников. Очень уж не хотелось мне, чтобы нас, как свидетелей происшедшей трагедии, хватали и тащили к начальству, которое, разумеется, не поверит ни единому нашему слову. Главным моим желанием было как можно быстрее и дальше убраться от залива. Катя испытывала те же чувства, поэтому мы, прихрамывая и цепляясь друг за друга, достигли Матиной «пятнашки» за рекордно короткое время.

Я отыскал аптечку и перевязал Катино запястье. Свое я трогать ей не позволил, уж слишком сильно оно болело. Да и милиция могла придраться — нечего, мол, с порченой рукой за баранку садиться. Хотя сейчас, сдается мне, блюстителям порядка было не до нас.

Мы выхлебали бутылку минеральной — за все это время на парковке не появилось ни одного человека, и я с ужасом представил, сколько людей потеряла нынче Северная столица.

Парковка была забита машинами, которые никогда уже не понадобятся их хозяевам, и мне пришлось помучиться, чтобы вывести «пятнашку» на часть. Бедный Матя! Бедный господин Ветчинко! Боже, как ужасно сознавать, что они превратились в этих мерзких черных тварей со скользкими, словно отполированными и смазанными маслом телами… Или были сожраны ими…

— Прикури мне сигарету, — попросил я, выбираясь на шоссе.

Дождь полил сильнее, темнота сгустилась, и фонари казались лимонными кляксами на грязно-фиолетовом фоне. Рулить одной рукой было не то чтобы трудно, но неловко. Сигарету приходилось перекатывать из одного угла рта в другой, чтобы избавиться от евшего глаза дыма, — левая рука отказывалась держать даже ее и болела все сильнее. В общем-то, это было неплохо, потому что отвлекало от мыслей о каннибальской трапезе, происходившей, вероятно, по всему побережью Финского залива…

— Прежде всего нам надо заехать в травмпункт, — сказала Катя, протерев мокрое лицо найденной в бардачке салфеткой. — Смотри, какая тушь — совсем не течет! А в домах почти нет света. Одно-два окошка горят, обратил внимание?

— Нет, — просипел я, с трудом выравнивая «пятнашку». Ее уже пару раз заносило на мокрой дороге. Дождь хлынул как из ведра, и «дворники» едва справлялись с потоками воды, заливавшей лобовое стекло.

— Не гони, — посоветовала Катя и всхлипнула.

— Не реви, — сказал я. — И без того сыро и муторно.