Возвращение короля

— Потому что когда начнется осада, звать на помощь будет поздно, — ответил Берегонд. — Но я не знаю замыслов Повелителя и наших военачальников. Вести до них доходят иначе, чем до нас. Денэтор необыкновенный человек, он далеко видит. Говорят, что ночью в верхних покоях Башни он напрягает мысли, рассылает их во все стороны, и тогда может отгадать будущее. Говорят, что он может узнавать замыслы Врага и бороться с его волей. Поэтому он раньше времени постарел и исхудал. Я не знаю, правда это или нет; но мой командир Фарамир сейчас в опасном походе далеко за Андуином. Может быть, он шлет вести Наместнику?

И еще я тебе честно скажу, Пипин, что я сам думаю. Костры зажечь приказано после известия, которое пришло вчера из Лебенина: к устью Андуина подходит большой флот, на кораблях пираты с юга, из Умбара. Эти разбойники давно уже не боятся Гондора и заключили союз с Врагом. Для нас их нападение — большой удар: оно свяжет силы Лебенина и Белфаласа, на которые мы рассчитываем, ибо там живут многочисленные и сильные племена. Вот почему мы с тревогой и надеждой смотрим на север, в сторону Рохана, и вот почему нас радует весть о победе, которую вы принесли. И все же… Все же события в Исенгарде говорят о том, что вокруг нас затягивается крепкая петля и начинается большая игра. Это уже не стычки на переправах, не рейды в Итилиэн и Анориэн, не бандитские налеты и засады. Начинается давно спланированная война, а наше войско в ней — как бы гордость нас ни обманывала — всего лишь один отряд. Разведчики доносят, что все пришло в движение: зашевелились враждебные силы далеко на востоке за Рунным Морем, на севере в Лихолесье, на юге в Харате. Все государства стоят перед выбором: ответить Врагу или сдаться и оказаться во мраке.

А нам, достойный Перегрин, выпала честь первыми встретить сильнейший удар. Нас всегда первых со страшной силой атакует ненависть Черного Властелина. Эта ненависть идет из глубин веков. Молот поднят и вот-вот обрушится. Наверное, поэтому Мифрандир спешил. Если мы сломаемся, кто тогда выстоит? Есть ли в твоей душе хоть искра надежды, что мы сумеем защититься, Пипин?

Пипин не ответил.

Он смотрел на толстые стены, на башни и гордые флаги, на высокое солнце, потом перевел взгляд на сгущающийся мрак на востоке и подумал об алчных лапах Зла, о бандах орков, рыщущих в лесах и в горах, об измене Исенгарда, о птицах-шпионах, о Черных всадниках, добравшихся до Хоббитширских дорог, и о крылатых посланцах Ужаса — Назгулах… На что же надеяться?

В это мгновение солнце вдруг заслонила тень черного крыла. Пипину показалось, что он слышит далекий, почти неуловимый для уха крик с высоты, от которого застыла кровь в жилах и стало холодно. Он побледнел и прислонился к стене.

— Что это было? — спросил Берегонд. — Тебе тоже показалось?

— Да, — шепотом ответил Пипин. — Это вестник беды, Тень Рока, Черный Всадник пролетел.

— Да, Тень Рока, — сказал Берегонд. — Боюсь, что Минас Тирит падет. Наступит ночь. У меня кровь в жилах застыла.

Некоторое время они молча сидели, опустив головы. Потом Пипин вдруг посмотрел в небо — солнце светило, флаги развевались. Хоббит стряхнул оцепенение.

— Он пролетел, — сказал он. — И надежду я еще не потерял. Гэндальф рухнул в бездну, но ведь вернулся и снова с нами. Мы выстоим, хоть на одной ноге, а в худшем случае удержимся на четвереньках.

— Хорошо сказано! — воскликнул Берегонд. Он выпрямился, встал и зашагал взад-вперед. — Все на свете имеет начало и конец, но Гондору рано погибать, даже если Враг ворвется в крепость, завалив стены трупами. Мы уйдем в горы тайными тропами, там есть другие крепости. Надежда и память не погибнут в долинах, где зеленеет молодая трава.

— Скорей бы кончилось это ожидание, а там будь что будет — смерть или победа, — сказал Пипин. — Я не родился воином и не люблю думать о войне. И по мне нет ничего хуже, чем ждать битву, которой нельзя избежать. Какой сегодня долгий день! Было бы легче на душе, если бы мы не сидели сложа руки, а ударили первыми. Если я не ошибся, рохирримы тоже не пошевельнулись бы, если бы не Гэндальф.

— Ты коснулся нашего больного места, — сказал Берегонд. — Может быть, все изменится, когда вернется Фарамир. Он храбр, он отважнее, чем думают о нем люди; в наше время трудно поверить, что столь мудрый знаток старинных книг и песен, как Фарамир, может одновременно быть непобедимым воином и полководцем, способным на быстрые, смелые решения и молниеносные действия. А Фарамир таков. Он равен мужеством Боромиру и не столь самоуверен. Но что он сможет сделать? Нельзя взять приступом горы этого… этого государства. У нас руки коротки, мы не можем ударить по Врагу, пока он не придет на нашу землю. И рука для этого удара должна быть тяжелой.

Говоря так, Берегонд с силой ударил по рукояти меча. Пипин смотрел на него: высокий, уверенный в себе, сильный, как все люди этой страны, которых он видел. При мысли о битве его глаза загорелись. «А я? — подумал хоббит. — У меня рука легче перышка. Как говорил Гэндальф? Пешка. Да еще не на своем поле».