Возвращение короля

– Пока прощай, – промолвил Арагорн. – Я нужен другим, – и он вышел из комнаты, сопровождаемый Гэндальфом, Имрахилем, Эомером и Пином. Берегонд с сыном остались у ложа правителя. Уже закрывая дверь за собой, Пин услышал восклицание Иорет: – Вождь! Вы слышали, я же говорила: он исцеляет одним прикосновением! – И вскоре все в госпитале узнали, что явился могучий вождь, дарующий исцеление. И эта весть распространилась по всему городу.

Арагорн осмотрел Эовин и сказал: – Вот кто принял тяжелый удар! Сломанная рука – не беда, она срастется, если жизнь возьмет свое. А вот с правой рукой куда хуже. Через нее прошло такое зло, что хотя она и цела, но жизни в ней нет.

Девушка подняла меч на такого врага, который не по силам многим витязям. Нужно быть тверже стали, чтобы выстоять в таком поединке. Злая судьба скрестила их пути. Могучий род вождей взрастил это прекрасное юное деревце для жизни и счастья, а ей выпала другая доля. Глядя на нее, я вспоминал цветы, выкованные древними эльфийскими мастерами. Они были прекрасны, но это был металл. Какой-то холод остановил движение токов жизни в этом чудесном создании. Ее болезнь началась задолго до этого дня, верно, Эомер?

Эомер поднял на него страдальческий взор. – Что спрашивать меня? Вы и сами все знаете. До встречи с вами сестра была полна жизни. У нее были и страхи и тревоги, она делила их со мной, пока Грима Черный был советником правителя, но не здесь причина ее печали.

– Друг мой, – участливо вступил Гэндальф, – у вас есть кони, боевые подвиги, вольные поля, а ее дух, отвагой равный вашему, заключен в теле женщины. Она любила правителя как отца и ухаживала за ним, страдая от того, что мрак и дряхлость на глазах одолевают его. А правитель, над которым смыкался мрак, обращал на нее внимания не больше, чем на свой посох. А чего стоили речи Гримы Черного, изо дня в день, как червяк, точившего все, ради чего она жила и во что верила?

Все молчали, молчал и Эомер, глядя на сестру, словно заново обдумывая прошлое.

Тишину нарушил Арагорн.

– Нет на свете печальнее безответной любви прекрасной и отважной девы. С тех пор, как я простился с ней в Северной Лощине и вступил на Путь Мрака, у меня не было большего страха, чем за судьбу Эовин. Но вот что скажу я, Эомер. Вас она любит и знает, а во мне любит только свою мечту о славе и подвигах, мечту о новых незнакомых странах, – Арагорн говорил, а глаза его все больше обращались внутрь; видно было, что он собирает силы для борьбы со смертью. – Я могу исцелить ее тело и вернуть из страны теней. Но если, проснувшись, она не сможет преодолеть своего отчаяния, то умрет, разве что найдется другое лекарство, от меня не зависящее... Подвиги ее равны делам славнейших вождей, нельзя отдавать ее смерти.

Арагорн наклонился и долго вглядывался в белое, как лилия, но застывшее, как могильный камень лицо. Он поцеловал ее в лоб и негромко позвал: – Эовин, дочь Эомунда, проснись! Твоего врага больше нет.

Она не пошевелилась, но стала дышать ровнее и глубже. Арагорн размял в пальцах еще два листика целемы и бросил их в кипящую воду. Этой водой он омыл ей лоб и правую руку, холодную и безжизненную, недвижно лежавшую на одеяле.

И тогда, – потому ли, что Арагорн действительно обладал забытыми силами Нуменора, или то было действие его слов, – всем присутствующим показалось, что в окно ворвался свежий ветер, такой, каким он рождается на вершинах гор, высоко под звездами, или на побережье, над серебряной пеной моря.

– Проснись, Эовин! – повторил Арагорн и взял ее правую руку. – Проснись! Тень исчезла, мрак ушел! – Он вложил ее руку в ладонь Эомера и отступил. – Позови ее, – посоветовал он и тихонько вышел из комнаты.

– Эовин, Эовин! – Вскричал со слезами Эомер.

Внезапно девушка открыла глаза и промолвила: – Эомер! О, какая радость! А они говорили мне, что ты убит. Нет. Это были темные голоса в моем сне. Долго ли я спала?

– Нет, сестра, не долго. Не думай больше об этом.

– Как я устала, – медленно проговорила она, мне нужно отдохнуть. Скажи только, что с правителем?

Эомер опустил глаза.

– Хорошо, не говори. Я знаю сама. Он умер, как и предчувствовал.

– Он умер, – подтвердил Эомер, – но перед смертью завещал мне проститься с тобою. Он любил тебя больше, чем дочь. Теперь его тело с почестями покоится в Цитадели Города.

– Как горько... – Произнесла Эовин, – но это и лучше. Теперь все видят, что честь правителя Ристании не погибла. А что с оруженосцем Теодена, с невысокликом? – Встрепенулась она. – Вот кто настоящий рыцарь, брат! Немного найдется людей, отважнее его.

– Мериадок здесь, в госпитале, – поспешил ответить Гэндальф. – Выздоравливайте, я буду возле него. Я счастлив, что столь доблестная воительница возвращается к жизни.

– К жизни? – Повторила Эовин. – Может быть. По крайней мере, пока я нужна здесь... Но потом...

Гэндальф и Пин вошли в комнату к Мерри и увидели склонившегося над ним Арагорна.

– Мерри! Бедный мой друг! – Вскричал Пин, бросаясь к нему. Мерри был так недвижим, что Пин испугался.