Возвращение.Хмара-2

— Значит, сюда, — генерал-воевода задумчиво пожевал попавшую в рот бороду. — Всё верно. Южный-то край ты, почитай, уже весь рассмотрел ещё при благословенной памяти Всеволоде Эладовиче. На юг Родович со своим десятком хаживал, кроме обороток никакого движения, зверьё лесное лишь топчется. Стало быть, значит, теперь за северо-восток примемся? Тоже дело. Ты, кстати, Феоктист Степанович, сейчас к себе пойдёшь? Так что прежде кликни сотника, задачку ему поставь, пусть от него полусотня к выходу готовится.

— Будь сделано! — ответил Феоктист Степанович, и только выйдя из командирского шатра, вдруг почувствовал в своей душе некую, пока ещё невнятную, но болезненно зудящую тревогу. Места, куда следовало отправиться Мирону Милославовичу, и впрямь были самыми пустынными и тихими во всём орочьем халифате. И вот теперь, отправляя туда разведчиков, полковник невольно задумался: "А уж не слишком ли они тихие, места — то? Словно вымершие? С чего бы это?"

На эту базу орковскую мы вышли случайно. Ну, не то чтоб уж совсем случайно, но уж нарочно к ней мы точно не шли, только показалось мне, будто говорок чей-то послышался. Не росский, не звериный, не птичий, да и ручеёк так не журчит. Будто кто-то зло отрывисто сплёвывает и буквы глотает… А если уж совсем честно, то проворонил я её. Только тогда и опомнился, когда петушиный крик в голове раздался. Едва успел остановиться да спутников своих на землю положить. Значит, это уже второй раз было, когда опаска Ягусина меня предостерегла. Одним словом, как шёл я, так и на землю повалился. Лежу, смотрю — никого. Опять смотрю, слушаю — тишина. Чёрт, неужто обознался? Послышалось?! Да нет, не верится, чтобы уж так ошибиться. Лежу, время идёт. Спутники мои тоже лежат, не шелохнутся, а чувствую — волнуются. Ещё бы не волноваться, и я бы на их месте волновался. А то, как же, уложил "вперёд смотрящий" на землю во владениях вражеских и ничего не объяснил. Теперь лежи и жди, с какой стороны тебе стрела в тело воткнётся. Уж лучше грудью на пулемёты, чем вот так лежать в неизвестности. Наконец-то я их, то есть орков, заметил. Сидели они, чуть впереди под кустами орешника, ветками с нашей стороны закрытые. Вот потому-то мне их и не видно было. И нам ещё повезло, что эти двое меж собой в какую-то игру свою тихую резались, вместо того, чтобы окрестности обозревать. Я ещё полежал несколько минут, присматривая, нет ли кого поблизости и, показав на них отцу Клементию, вперёд пополз. Эти разделяющие нас полсотни метров у меня час отняли. Ну, уж и подобрался я, как учили, ни одна ветка не хрустнула! Короче, дальше не интересно было. А уже через пяток минут ко мне и спутники мои по-пластунски добрались. С места вражеских наблюдателей картинка поинтереснее виделась. За кустом орешника полянка небольшая открылась, а там с полдесятка орков вокруг косульей тушки рассевшись, сырое мясо жрали. Время от времени кто-нибудь из них вставал и к яме, что чуть в стороне от них была вырыта, подходил, в ту яму заглядывал. Что они там углядели, непонятно, но и мне интересно стало. Вокруг орков вроде бы больше видно не было, и я, кивнув своим приятелям, вниз кинулся. В общем, орков мы этих порубили и сразу же в яму заглянули и увидели там мужика — похоже, пленника.

Он сидел задницей на земле и рвал бороду. Это было странно. Борода у него и без того была жидковата.

— Мужик, ты что делаешь? — без обиняков спросил я, глядя на его садистское занятие.

— А тебе какое дело? — сердито отозвался он, даже не посмотрев в мою сторону. — Снова изгаляться пришёл, чернокнижник проклятый?!

Мне стало почти весело, кажется, меня приняли за кого-то другого.

— Это я — то проклятый? — меня стал разбирать смех. — Ну, мужик, ты нарываешься…

После этих слов сидевший в яме, кажется, сообразил, что наверху происходит что-то не то. Он оставил своё творческое занятие и, слегка наклонив голову, покосился вверх левым глазом. Кажется, долгое пребывание в темноте немилосердно отразилось на его зрении. Во всяком случае, разглядывал он меня долго.

— И кито ты такой будешь? — наконец спросил, и его руки снова потянулись к всклокоченной бородёнке.

— Да как сказать? Имя назвать — так оно тебе, почитай, ничего не скажет, а фамилию? Фамилия моя слишком известная, чтобы вот так каждому встречному — поперечному выбалтывать.

— Не томи, — не выдержав моих разглагольствований, взмолился сидевший в яме пленник. — Ответствуй, человек ли? Росс ли праведный?

Что ж, измываться над несчастным дальше охоты не было. Я присел на корточки, и чтобы наверняка быть понятым, дважды произнёс одно и то же.

— Да росс я, росс, а ты кто такой будешь?

— Пленник! — глупо таращась и так же глупо ответив, мужик вновь вцепился в свою бороду.

— Да это я и без тебя вижу. Кто ж ты ещё, коль в столь стеснённых обстоятельствах пребываешь? Ты мне скажи, кто ты по природе своей есть, вурдалак? Оборотень? Али магик великий? — кажется, от последних слов моего мужика передёрнуло. Неужели и впрямь магик? Мужик замялся, признание давалось ему с трудом.

— Так ведь ежели правду скажу, небось и не поверишь?!