Возвращение капитана мародеров

Именно в тот момент пожилой граф де Сория и предложил пятнадцатилетней прелестнице руку и сердце, несмотря на то, что был на тридцать лет старше. Как и положено, гранд прежде переговорил с госпожой де Реаль, а та, разумеется, чрезвычайно обрадовалась и тотчас дала согласие.

Сама же Бланка от материнского решения пришла в отчаяние. Ночью она явилась к Алехандро и уговорила бежать вместе с ней из города. Увы, юных беглецов быстро поймали: у графа де Сория повсюду были глаза и уши, ведь именно его кузен занимал тогда в Талавере пост алькада.

В итоге Бланка, по настоянию матери, пошла под венец с графом, а Алехандро было предложено покинуть город. Правда, де Сория поступил благородно: он дал незадачливому сопернику рекомендацию для поступления в личную гвардию архиепископа де Нойя. Последний очень скоро заметил ловкого и сметливого юношу и даже приблизил к себе, назначив одним из главных телохранителей.

Теперь же Алехандро возвращался в родной город не чьим-то телохранителем, а альгвазилом – представителем местной власти. Облеченным, к тому же, доверием самого архиепископа. Алехандро мысленно представил, как вонзает басселард[59] в горло графа де Сория, и, к своему удивлению, испытал от сей фантазии явное наслаждение.

* * *

Алехандро подъехал к отчему дому. Густо увитые диким виноградом ворота, утопающая в разводимых матушкой цветах открытая терраса на втором этаже, застекленные разноцветным стеклом узкие окна – ничего не изменилось! Алехандро постучал по воротам висящим на них медным кольцом. Створки медленно распахнулись.

– Господин Алехандро! Святые угодники! Радость-то какая! – воскликнул привратник.

Альгвазил въехал во внутренний двор и спешился. Окинув беглым взглядом дом и хозяйственные постройки, остался доволен: все выглядело на редкость ухоженным. Привратник, расседлав лошадь, повел ее в конюшню, а Алехандро никак не мог решиться войти в дом: встреча с матерью была для него еще слишком тяжела. За прошедшие пять лет он так и не смог простить её отношения к Бланке…

– Алехандро, мальчик мой! – раздался за спиной голос матери.

Альгвазил вздрогнул и обернулся. Донна Изабелла стояла на пороге, опершись на распахнутую дверь, и ему хватило одного взгляда, чтобы понять, как она постарела.

– Здравствуйте, мама, – ровно ответил он.

– Иди сюда, я хочу обнять тебя, – едва сдерживая слезы, произнесла донна Изабелла.

– Ну, как вы здесь без меня? – спросил Алехандро, подойдя и обняв мать.

– Бог милостив, – сдержанно ответила женщина. – Твой дядя, мой младший брат, стал недавно алькадом. Леонора два месяца назад овдовела, племянники твои подросли… Ну, да идем лучше в дом, там и поговорим…

Несмотря на середину сентября, погода стояла жаркая, а в стенах дома Алехандро почувствовал приятную прохладу. Он с удовольствием снял плащ и бархатный берет, отстегнул меч.

– Ты устал с дороги, проголодался… Я сейчас прикажу подать обед, – хлопотала возле сына донна Изабелла.

– Да, я действительно голоден, но прежде позволь мне подняться в свою комнату.

Не дожидаясь возражений, Алехандро помчался на второй этаж. Его удивило и одновременно порадовало, что в комнате тоже все осталось по-прежнему ― точно так, как в день отъезда в Толедо… На письменном столе лежала стопка плотных листов бумаги с юношескими набросками. Алехандро взял верхний лист. Рисунок, выполненный им некогда специальным углем, сильно выцвел и покрылся тонким слоем пыли, однако при желании легко можно было различить красивый овал женского лица, приоткрытые пухлые губы, широко распахнутые и почти наивные глаза…

– Бланка, ты ждала меня, – прошептал альгвазил, присаживаясь на стул и открывая верхний ящик стола.

Кусочек рисовального угля лежал на старом месте в той же самой коробочке. Алехандро взял его в руки, смахнул с рисунка пыль и начал обводить незабываемые контуры…

Из зала послышался голос матери: донна Изабелла звала сына обедать. Алехандро нехотя отложил набросок и спустился вниз.

Во время трапезы донна Изабелла похвасталась, сколь ловко ее брату Сальвадору удалось убедить рехидоров, чтобы те большинством голосов, десять против восьми, избрали алькадом именно его.

Отпив из бокала немного вина, Алехандро поинтересовался:

– А кто выступал против?

– Как обычно: Мигель де Альмасан и его приспешники. Мигель возомнил, что город должен принадлежать ему, и остался очень недоволен итогами голосования…

Алехандро насторожился: уж не для защиты ли от Мигеля де Альмасана дядя вызвал его в Талаверу и назначил альгвазилом? Насколько Алехандро помнил, де Альмасана был крепким волевым мужчиной лет тридцати пяти, и его действительно всегда поддерживали самые известные местные идальго: Родригес де Ранфильеро, Антонио де Саграрес, Пабло де Монфорте и Хесус де Каламбриа. По слухам, правда, их поддержка обеспечивалась не только симпатией к всесильному и богатому гранду, но и щедрыми финансовыми подачками, которые тот им оказывал. Видимо, на этот раз дядя оказался хитрее: не поскупился на более заманчивые посулы и тем самым переманил на свою сторону часть приверженцев соперника…