— Так его прозвала Пипилина… То есть Доминика, — смутился Оня. — Тьфу! Стал и я путать имена… Ты помнишь, Михаил, приключения Данилы? Все село смеялось… Как-то вечером пошел Данила к Доминике звать ее на репетицию, — стал рассказывать Оня Фабиану. — Подходит к дому, двери настежь, парень входит — никого!.. Данила вошел, надеясь, что Доминика в своей комнате. Он уже видел себя наедине с девушкой в пустом доме.
Но и Доминики не оказалось дома. Вдруг слышит Данила шаги и мужской голос:
«Это ты, Доминика?»
«Я здесь, папочка!» — отвечает ему с порога Доминика, возвращаясь из сада с корзиной яблок.
Данила растерялся. Не хотелось ему попадаться на глаза отцу девушки. Кто знает, что тот подумает! Но и выйти тем путем, каким вошел, не решился. Увидел он открытое окно — и шасть туда! Прямо в бочку, полную воды, и угодил.
Доминика услышала шум, кинулась к открытому окну и сердито спрашивает:
«Кто же здесь возится ночью? Кто такой?».
«Не видишь, что ли? Я Финдлей! — выдавил из себя Данила, вылезая из бочки мокрый как мышь.
Несколько дней назад на концерте они исполняли вместе стихотворение «Финдлей». Но разве такая плутовка, как Доминика, промолчит? Она рассказала подружкам, и вскоре все село знало о приключении Данилы, и прозвище закрепилось за ним навсегда…
— Молодежь, что поделаешь… — заключил Оня свой рассказ.
— Ну, а мы не так уж молоды, и давайте-ка займемся более серьезными делами, — улыбнулся Михаил. — Нику, мы должны спасти от голода тех сварщиков. Не зарезали вечером какого-нибудь барашка?
Оня с удивлением посмотрел на Лянку.
Михаил поймал его взгляд и стал объяснять:
— Ребята работают на холоде и нуждаются в усиленном питании. Не так ли?
— Может, и так… — пожал плечами Оня.
— Это приказ Максима Дмитриевича, — пояснил Лянка.
— Ну, так сделаем, — нерешительно проговорил Оня. — Ты не знаешь, на какой день назначено общее собрание? — свернул он разговор на интересующую его тему.
— На девятое или десятое марта. Что будем делать, отпустим Могу?
— Если бы решение зависело от меня, я бы не отпустил, — решительно ответил Оня.
— Слышишь, товарищ Фабиан? Что теперь скажешь?
— Я не имею права вмешиваться во внутренние дела Стэнкуцы, — пошутил Павел.
— Да ты и в свои личные дела не очень-то вмешиваешься, — отпарировал Михаил. — Все, теперь пошли к табаководам.
— А как же с барашком? — спросил Оня.
— Мне кажется, договорились! Не собирать же нам правление, чтоб решить судьбу одного барашка?! — нахмурился Михаил.
Павла удивляло то, что Михаил не отважился вынести собственное решение по такому простому вопросу. Что же будет, если ему придется решать более сложные вопросы, касающиеся судеб людей или судьбы колхоза?
Нет, у него явно отсутствовала решимость Моги.
С той минуты, как Мирча услышал, что Мога покидает Стэнкуцу, он сразу осмелел. Мирча даже подумал, что, возможно, его жалобы заставили Могу распрощаться со Стэнкуцей. Кто его знает, может быть, нашелся большой начальник, который решил, что это и есть лучший способ разрешить их конфликт.
Не исключено, что именно тот начальник прислал сюда и Фабиана, чтобы восстановить справедливость.
— А если не подтвердится то, что ты написал? — озабоченно спросила Кристина. — И как раз когда уезжает наш посаженый?
— Ну и что? Если бы прокурор видел, что я неправ, то зачем бы ему и приезжать сюда? Знаю я! — заявил Мирча тоном, не допускающим возражений.
— Унялся бы ты, Костике…
— Не суйся в мои дела! — огрызнулся он.
— Брось, знаю я твои делишки! Всех обливаешь грязью… А сам по вдовушкам… Весь дом отравлен твоим враньем.
Кристина в сердцах стала вытаскивать во двор постели, ковры, дорожки, чтобы проветрить их на солнце… После посещения Моги Кристина много передумала, и наконец у нее хватило духу возразить мужу. Мога стал для нее надежной опорой. С его помощью она понадеялась вывести Костику на правильный путь. И вот теперь Мога уезжает…
Костика предпочел отмолчаться, чтобы не усложнять и без того сложные семейные отношения. «Ничего, сначала разделаюсь с Могой, потом поговорю и с тобой, дорогая женушка!..»
Пусть себе Кристина выбивает ковры, а у него дела поважней. Надо разузнать, как отнеслось село к отъезду Моги. Если все за то, чтобы Мога остался, быть Мирче фельдшером до скончания веков. А Мирче надоело ходить в подчиненных, он вполне созрел для того, чтобы командовать. Он убедился в этом, побывав в начальниках. Душа пела, когда с ним уважительно здоровались односельчане. Одно его слово всю ферму приводило в движение. На собраниях он сидел возле Моги. А по праздникам его выбирали в президиум, он оттуда петухом глядел в зал… Не жизнь, а малина, что и говорить!