Возвращение из Трапезунда

— Ты только не думай, что я завтра забуду, — сказал Иван. — Ведь ты бы мог уплыть — кто бы об этом узнал? Мог бы и утопить меня, — опять возникла робкая улыбка, — я же плавать почти не умею. А ты помогал. На берегу будем, я тебе покажу, ради чего ты жизнью рисковал. Это теперь наше общее. — Андрею послышались заглавные буквы во всех этих словах.

— Ладно, не надо, — сказал Андрей. Зачем обижать человека, который искренне к тебе расположен?

— Ты меня презираешь, да? Но ты не прав в этом, совершенно не прав. Я бы всю контрабанду потопил собственными руками, но есть вещи святые.

— Не говори загадками, — сказал Андрей.

— Я не могу говорить открыто — об этом еще рано знать. Не дай Бог, это они увидят — ты не представляешь, — они пойдут на все, чтобы лишить нас…

— Уже скоро берег, — сказал Андрей. — Надо собираться.

От промокших брюк ногам было неприятно, Андрей провел рукой по штанине — портсигар на месте.

— Как только мы отыщем с тобой надежное место, — сказал Иван, — я все тебе открою. Мне понадобится твоя помощь.

Иван все обнимал чемодан, и пальцы его были голубыми от холода и давнего напряжения.

Андрей поднялся и пошел на нос миноносца.

— Только не думай кому-нибудь сказать, — прошелестел вслед Иван. — Я тебя найду под землей, клянусь всем святым!

Ну вот, подумал Андрей, вот вам и филантропы. Чуть что, сразу стреляют.

На носу, где было больше места и берег был как бы ближе, у носового орудия собралась толпа спасенных — некоторые грелись на солнце, другие все еще кутались в матросские одеяла. Берег надвигался быстро, миноносец весь дрожал, норовя как можно скорее принести на берег скорбную весть.

С облегчением Андрей увидел у самого орудия чету Авдеевых, которые стояли подобно парной статуе, изваянной греческим классиком на тему «Мать защищает свое дитя от нападения циклопов». Матерью была Ольга Трифоновна, она обнимала мужа за плечи, и тот, приложившись толстой красной щекой к ее почти обнаженной массивной груди, охваченный за шею могучей рукой Брунгильды, блаженствовал — глаза его были пусты от иных чувств и мыслей, кроме облегчения от того, что пребывание в шлюпке закончилось и вообще это недоразумение скоро выяснится. Андрей хотел было привлечь к себе внимание Авдеевых и спросить, не видели ли они Российского, но потом решил, что всему свое время — разговаривать не хотелось. В сущности, корабль и все люди на нем погибли из-за Авдеевых, хоть и ни один суд не признает их вины, — именно из-за них транспорт застопорил ход и остановился, поджидая письма с гидроплана. От этого изменения его курса и произошло столкновение с миной, иначе оставшейся бы в стороне.

Вдруг сердце Андрея пропустило удар — от неожиданного, радостного узнавания. Та сестра милосердия, что прыгнула с борта, оказывается, стояла совсем рядом с ним, закутанная в мужской плащ, так же, как и остальные, глядя перед собой и умоляя берег скорее приблизиться. Узнав девушку и желая подойти и сказать ей слова благодарности за смелый пример, который спас его, Андрей замер, жестоко пронзенный иным узнаванием. Вдруг он понял, что увиденная сестра милосердия — родная сестра той, что осталась в пузыре воздуха на нижней палубе «Измаила» после того, как он ушел уже глубоко под воду; ту, утешавшую раненых в кромешной тьме, Андрей видел лишь в воображении, но никаких сомнений в правоте у него не было. Андрей не мог, конечно, объяснить себе, откуда пришло к нему это знание. До гибели «Измаила» он не видел ни одной из сестер и не подозревал об их существовании. Это мгновение познания, основанного на постижении истины вне видения, было первым в цепи подобных событий, качеств, что старался заложить в Андрея еще Сергей Серафимович, заложить впрок, исподволь, чтобы они проявились уже в зрелом возрасте и помогли выжить в особых обстоятельствах, куда может попасть путешественник во времени. Но в тот момент Андрей с усилием отмахнулся от озарения, потому что озарение это было трагично. Должен ли он подойти к закутанной в одеяло сестре милосердия и сказать, что ее сестра погибла ужасной смертью внутри транспорта? В том ли его долг? Или в укрытии этой истины и оставлении в сердце сестры вечной надежды на спасение?

Андрей увидел, что девушка почувствовала его непроизвольно настойчивый взгляд и обернулась к нему тревожно, неуверенно. Андрей быстро отвел глаза.

Тем временем миноносец начал замедлять ход. К спасенным вышли два матроса с большим металлическим термосом и подносом со стаканами — они предлагали согреться крепким чаем. На приближающейся набережной видны были люди — много людей, — весь город выбежал смотреть, как подходит «Фирдониси» со спасенными с «Измаила».

Город встретил швартующийся миноносец гробовым молчанием тысяч людей, но потом, когда матросы побежали по пирсу, закидывая концы на кнехты, толпа кинулась к миноносцу с таким шумом и криками, словно вся она состояла из близких родственников.

В толпе выкрикивали имена — и набережная гремела оглушительно, отчаянно, и матросы стали отгонять людей, которые норовили вскарабкаться на борт миноносца.