Возвращение из Трапезунда

Вдруг, не оборачиваясь, он понял, что сзади произошло нечто страшное. Андрей оглянулся и увидел, что «Измаил», встав вертикально и скидывая с себя букашек — человечков, что еще цеплялись за палубу, не смея покинуть ненадежную сушу корабля, замер на три или четыре секунды и вдруг как отрезанный ухнул в воду — гвоздем, железным штырем, и море ухнуло, кинувшись на то место, которое он только что занимал. Андрей не смотрел более: он быстро поплыл прочь и не слышал, но ощущал всей шкурой, как кричат раненые в чреве «Измаила».

А потом вдруг сразу стало спокойно и солнечно.

Корабля не было — никогда не было, — только спокойное искрящееся море вокруг с множеством купальщиков, лодок и всяких плавучих предметов.

А берег Кавказа уже близок настолько, что можно различить у воды строения батумского порта и мачты кораблей, что стоят в порту.

* * *

Если бы не брюки — в брюках даже хорошему пловцу плавать трудно, — происшествие с Андреем окончилось бы для него приятным купанием в теплой воде. Скоро — ведь из Батума наблюдали гибель транспорта — здесь будут катера и лодки, все поспешат спасти людей. Только мало кто спасся, по крайней мере триста раненых так и остались на нижних палубах.

Андрей решил было плыть к миноносцу, размышляя, стащить ли брюки, — но тогда останешься вообще и раздетым, и разоренным.

«Ладно, всегда успею». Неподалеку раздался крик:

— Андрей! Андрюша! Помоги! Скорее!

Андрей поплыл на крик — голова человека была совсем рядом, но разглядеть ее черты все не удавалось — солнце отражалось от морской ряби и било в глаза.

Оказывается, звал его Иван Иванович — он плыл, продевшись в спасательный круг, но при том мучился, потому что на этот же круг он норовил поставить свой чемодан, с которым так и не расстался, но круг не выдерживал дополнительного веса и переворачивался — крестьянский сын отчаянно откидывался назад, чтобы создать противовес чемодану, но видно было, что в этой борьбе он изнемогает и скоро вынужден будет сдаться.

— Андрей, — прохрипел Иван Иванович, — спаси…

— Да ты брось чемодан, — сказал Андрей. — Нас обязательно спасут, ты не бойся. И брось чемодан.

— Я не могу его бросить, — сказал Иван Иванович, подтягивая к себе чемодан и пытаясь перехватить ручку другой рукой. — В нем вся моя жизнь. Это сокровище… Андрей! Наука… нам этого… не простит.

Чемодан потянул Ивана к себе, и тот вынужден был окунуться, следуя за чемоданом, и это движение было комическим со стороны, но наверняка ужасным для Ивана Ивановича, — так и не выпуская чемодана, он последовал за ним в глубину, спасательный круг встал на ребро, и на поверхности в его кольце оказались лишь ноги крестьянского сына и его длинные полосатые трусы.

Андрей в два гребка оказался рядом и, обхватив крестьянского сына руками за пояс, дернул его на себя — сопротивление чужого тела было велико. Андрей почувствовал, что вот-вот надорвется — но все же хоть и с неохотой, море выпустило голову Ивана — глаза выпучены, рот раскрыт, лицо перекошено мучительной гримасой — он жадно дышал — все-таки удержался, не нахватался воды! И главное, пальцы его были судорожно сплетены вокруг ручки чемодана.

Андрей, чувствуя, что инерция движения закидывает Ивана назад и сейчас он снова уйдет в воду, только затылком вперед, поддержал его, стараясь свободной рукой освободить чемодан из его пальцев, но Иван зарычал — хотя только что был почти в беспамятстве — и стал рваться из рук Андрея. Андрей понял, что в помраченном сознании Ивана осталась лишь одна цель — спасти чемодан.

— Ну и черт с тобой! — закричал Андрей. — Так ты сам погибнешь и еще меня утянешь.

— Я поделюсь, ты поймешь, — хрипло закричал Иван. — Это нельзя погубить — это важнее для нас… это важнее, чем Шлиман, клянусь, это будет наша с тобой общая находка.

Андрей отлично понимал, что в чемодане лежит груз опиума, стоящий немало тысяч рублей, — светлое будущее, каким оно представляется корыстолюбивому мозгу Ивана Ивановича.

Иван плакал — странно было видеть и угадывать слезы на мокром от морской воды лице.

— Андрей, я тебя умоляю… я назову сына твоим именем!

Почему именно это обещание должно было растрогать Андрея, неясно, но Иван оставил его напоследок как тяжелую артиллерию.

Во время обмена репликами Андрею все время приходилось поддерживать и чемодан, и его владельца. Он устал и начал крутить головой в надежде увидеть какую-нибудь доску или бревно, чтобы можно было положить на него чемодан. В рассказах о кораблекрушениях по соседству с терпящим бедствие героем всегда оказывается доска или бревно, но ничего подобного Андрею не попалось — впрочем, много ли бревен и досок на палубе военного транспорта?

Так что Андрею, чтобы не слышать более стенаний крестьянского сына, пришлось плыть рядом с ним, поддерживая проклятый чемодан и подгребая одной рукой.