Возвращение из Трапезунда

Лидочка открыла дверь и встретила его обыкновенно, словно он отходил за папиросами, но задержался. Ни трагедий, ни слез — ничего, что так пугало Ахмета в женщинах.

— Здравствуй, Ахмет, а я уж боялась, что ты не придешь.

— Я понял по поведению цербера внизу. Он много знает.

— С кем-то надо разговаривать, — сказала Лидочка. — А я здесь уже три месяца живу. Сначала мне казалось, неделя — невыносимо долго. А теперь я не могу тебе сказать, что давно сюда приехала.

— Тебе, наверное, деньги нужны!

— Ты заходи, Ахмет, заходи. Я, честное слово, рада, что ты обо мне вспомнил.

Ахмет снял канотье и хотел было ловким движением закинуть шляпу куда-нибудь, как положено при светском визите. Но в этой скудной комнатке некуда было кидать канотье.

Лидочка села на кровать — та устало заскрипела, как голодная медведица. Показала Ахмету на стул напротив. Ахмет наконец-то разглядел ее — Лидочка была в скромном коротком, до половины икр, сером платье. Единственное украшение на нем — белый кружевной воротничок. Волосы строго забраны назад — никогда не догадаешься, что Лидочке чуть больше двадцати лет — не из-за морщинок или ввалившихся глаз, — но в позе, походке, движениях рук Лидочки появилось что-то старческое, как у монашки, которая подолгу остается наедине с собой и уже не хочет иного общества.

— Ты болел, да? — спросила Лидочка. Она будто сама не верила в уважительную причину исчезновения Ахмета, но давала возможность ему спасти лицо.

— Нет. — Ахмет разгадал эту беспомощную деликатность слабого человека. — Я был совершенно здоров, как адмирал Петров. Что станется с татарином, а?

— Ахмет, я же ничего от тебя не требую и ни в чем тебя не виню.

— Я сам себя виню. Только, честное слово, Лидочка, я к тебе пойти не мог. Нас сильно расколошматили — еле ноги унесли в горы. Там сидели. Совсем недавно я в Симферополь вернулся, там тоже носа не покажи. Потом у дяди прятался, в Алуште. Я и здесь незаконно.

— Прости, я совсем забыла, что тебе нельзя! — Лидочка даже покраснела, испугавшись, что Ахмет сочтет ее слишком требовательной.

С улицы донеслись медные, начищенные звуки духового оркестра.

— Что за праздник? — спросил Ахмет.

— Сегодня должны прибивать щит.

— Что? — не понял Ахмет.

— Сегодня цесаревич Алексей вместе с адмиралом Колчаком будут прибивать красный щит к воротам Константинополя. Бред какой-то. Ты думаешь, они будут его гвоздями прибивать?

— Это плохо, — сказал Ахмет. — Каждый обыватель тычет пальцем: «Ты татарин, ты предатель, ты неверный». Чувствую себя как еврей, пересекший черту оседлости.

— Глупый, — сказала Лидочка, — это же твоя земля.

— Это раньше Крым был татарской землей, но мы отдали его вам, русским, не потому, что хотели, а потому, что были слабее. Значит, вы ничем нам не обязаны. Можете выгнать всех татар в Сибирь.

— Ты с ума сошел!

— Ты не слышала, какие разговоры ведут русские патриоты.

— Хочешь, пойдем вниз, я тебя чаем напою. У меня в кафе все знакомые.

— Нет, мне нельзя.

— Ты рискуешь, что сюда пришел?

— Когда мы с тобой в последний раз встретились, была, если ты помнишь, революция и свобода. Сейчас нами правят Романовы — только не тот недотепа, что раньше был, а железная старуха и ее адмирал. Нам, бандитам, лучше носа не высовывать. Очень много желающих применить к нам военный трибунал. Но я знал: я приеду и покажу тебе могилу Андрюши…

— А знаешь, — Лидочка несмело улыбнулась, — я сама все выяснила. Потому что думала — нет тебя, совсем нет… Может, ты погиб. Или уехал. Все может быть. Я стала сама искать. По кладбищам.

— И нашла?

— Нет, не нашла. Очень сложное время было. Каждую ночь перестрелки, потом социалистов расстреливали — почти две недели охотились, пока не ввели в Ялту полк Дикой дивизии. Я далеко ездить боялась. К тому же я ждала — а вдруг Андрюша придет на условленное место…

Лидочка поглядела на Ахмета так светло и спокойно, что тот уверился в ее помешательстве.

— Не нашла я Андрюшину могилу, — сказала Лидочка. — На разных кладбищах была, даже на маленьких. Я не посмела написать моим родителям… может, мне придется уехать дальше, тогда они будут сильно переживать. А они из-за меня напереживались достаточно. Но я съездила в Симферополь, пошла в Глухой переулок, а там узнала в церкви, что Мария Павловна скончалась от разрыва сердца…

— В позапрошлом году, — сказал Ахмет виновато, будто недосмотрел. — Я думал, что ты знаешь, я не знал, что ты так далеко была.

— Потом я написала Маргарите. Маргарита подтвердила. Она тоже слышала…

— Как я был в нее влюблен, но она предпочла этого проклятого Беккера! — неожиданно воскликнул Ахмет.

— Не надо так говорить!

Лидочка поняла, что Ахмет не знает о смерти Коли, — впрочем, она сама узнала об этом из газеты, где описывались похороны «Героев Дюльбера».