Возвращение из Трапезунда

…В ночь на 28 ноября станция Нахичевань захвачена нашими войсками. Юнкера отступают по направлению к Новочеркасску. Утром юнкера выбиты со ст. Ростов. Казаки сдались. Генерал Потоцкий со штабом арестован… днем юнкера с Калединым повели наступление на линию Нахичевань. Идет непрерывная перестрелка. Черноморская флотилия подбила несколько орудий… 29 ноября. Город Ростов и станция в наших руках. В Новочеркасск прибывают юнкера и кадеты… целый день проходил бой.

В подкрепление из Севастополя в Ростов был послан дивизион миноносцев, который заодно провел рейд по портам Азовского моря, находившимся в руках Украинской Рады, и там славно побезобразничал.

Возмущенная Рада запретила матросам-украинцам в составе экспедиции на Дон воевать с казаками – союз с большевиками распался.

Экспедиционный отряд вернулся в Севастополь 12 декабря, привозя убитых и раненых, овеянный боевыми воспоминаниями и пропахший порохом, – за месяц матросы сплотились в боевую часть, которая не намеревалась рассредоточиваться по кубрикам, а желала и далее править кровавый бал, как то ей отлично удавалось в Ростове и на пути домой. Главными врагами матросов были Каледин и юнкера, и естественно, как бы ни старался Центрофлот сохранить в Севастополе внутренний мир, вкусивший крови отряд был смертельной опасностью для мира в Севастополе. И это радовало Гавена.

В отряде побывали Островская, Гавен и другие большевики, они жаловались на буржуйские порядки, заведенные в Севастополе, на предательство Центрофлота, на то, что офицеры готовят заговор против революции. Эти слова находили горячий отклик в матросских сердцах. На следующий день после возвращения матросы устроили похороны своих товарищей, привезенных в гробах, но никакого массового торжественного шествия и скорби всего флота и города не вышло – к отряду в Севастополе относились сдержанно, как в стае собак к приблудшему псу, вкусившему человечины.

Матросы были оскорблены невниманием города к их подвигам и жертвам. Большевики подсказали: виноваты офицеры и демократы!

Коля в отряде не появлялся, он был нужен Гавену для более тонкого дела.

Как и было договорено, Беккер поменялся на ту ночь со Свиридовым, чтобы дежурить по штабу флота. К нему сходились телефонные звонки и телеграммы. И он должен был либо давать им полный ход, либо останавливать их движение.

Поздно вечером заступив на дежурство, Коля получил сообщение из Севастопольского Совета – невеликая, но шумная фракция большевиков заявила, что «выходит из состава Совета, не желая больше сотрудничать с теми, кто окончательно скомпрометировал себя перед массами».

Это сообщение Коля положил на видном месте, но не стал беспокоить адмирала Немитца, который уже уехал домой. В случае чего он всегда может объяснить, что новость не показалась ему достаточно серьезной. Он не обязан был догадываться, что это – знак к началу переворота в Севастополе.

В половине двенадцатого в штаб позвонил деятель из Совета меньшевик Елисей Мученик.

– Берестов! Андрей! – закричал он в телефонную трубку. – Ты знаешь, что уже происходит?

– Это Мученик? – переспросил Коля. – Говорите громче, я плохо слышу.

– Я говорю, ты обязан прислать охрану в исполком Совета. Мы заседаем беспрерывно. Только что приходили два матроса с пулеметом и велели нам всем расходиться по домам. Но мы не расходимся. Прошу сообщить адмиралу Немитцу. Ты меня слышишь?

– Я немедленно сообщу, – сказал Беккер, впервые за этот вечер испытав сладость злорадного чувства.

– Андрей! – кричал в трубку Мученик, который не пытался скрыть страх. – Ты не представляешь, что может произойти! Кто-то подогревает этих солдат. Они пьяные, они всех называют предателями. Они хотят перебить офицеров.

– Я доложу адмиралу, – обещал Беккер.

– Андрей, я тебя умоляю!

Беккер повесил трубку.

Следующий звонок последовал из полуэкипажа. Там появились пьяные матросы, увешанные гранатами и обвязанные пулеметными лентами. Они грозились перестрелять офицеров. Высокий голос дежурного мичмана дрожал. Он просил прислать патруль.

– Разбирайтесь сами! – раздраженно прикрикнул на мичмана Беккер. – Для того вы и поставлены.

В течение часа последовало еще несколько телефонных звонков. К тому же в штабе появились посыльные, один пришел, вытирая расквашенный нос. Оказывается, на него напали на Нахимовском бульваре. Смысл всех сообщений был один: в городе бесчинствуют пьяные матросы, которые требуют разогнать Совет и ищут офицеров, чтобы расстрелять их как союзников Каледина.

Коля кому-то обещал прислать патруль или сообщить командующему, других обрывал и требовал, чтобы они сами принимали меры.