Возвращение из Трапезунда

Впрочем, Андрей не жалел, что встретился со шкипером. Михай был переполнен удивительными и невероятными историями и, как утверждали знавшие его свидетели, не грешил против истины. А происходило это оттого, что Михаю обязательно надо было сунуть нос в любую драку или авантюру. Потому-то он уже полгода не мог вернуться домой. Некогда было – его затягивали авантюры, которые не приносили денег, а постепенно вели к разорению. Зато Михая знали все, любили почти все, ненавидели немногие, большей частью обманутые мужья.

За хорошим вином и жаркими беседами, в которых участвовал калейдоскоп незнакомых лиц, возникавших из ночи и в ночь проваливавшихся, за песнями грузинскими, румынскими и российскими ночь благополучно миновала, наступил рассвет, и Михай решил, что пора будить Лидочку и перебираться на фелюгу, которую звали «Императрица Мария» – официально в память броненосца, загадочно взорвавшегося в Севастополе в шестнадцатом году, а в самом-то деле в честь тети Михая, которая живет в Констанце.

Андрей, голова у которого была хрустально ясной, как бывает после хмельной и полной шумных бесед ночи, пошел было собираться, но тут к пансиону подъехал черный мотор из комендатуры порта, тот самый, на котором Андрею за последние недели приходилось неоднократно ездить вдоль побережья, обследуя трупы погибших на «Измаиле» и обеспечивая их охрану от мародеров.

В автомобиле прибыл знакомый унтер-офицер Герасимов. Он вошел в нижний зал пансионата, где умирало ночное веселье.

– Ваше благородие, – обрадовался он тому, что не придется будить Андрея, – вам письмо от господина коменданта.

Появление шоффэра с письмом привело Михая Попеску в торжественное изумление – ему ранее не приходилось держать в друзьях столь высокопоставленных людей. На всякий случай он тоже поднялся из-за стола и стоял рядом с Андреем, чуть покачиваясь и держа пальцы у козырька фуражки.

Комендант, написавший письмо, полагал, что Берестов как единственный действующий член комиссии по захоронению останков жертв с «Измаила» остается готовым к исполнению своих обязанностей.

Море выбросило еще один труп, очевидно, с «Измаила». Случилось это у Чаквы, а так как у гражданина коменданта нет достаточно надежных сотрудников для того, чтобы провести доследование, а гражданин Берестов имеет опыт в делах подобного рода, комендант направляет ему свой автомобиль для выполнения поручения и принятия на месте должных мер.

– Еще чего не хватало! – вырвалось у Андрея, который был совершенно убежден в том, что ни в какую Чакву он не поедет.

Но тут он увидел направленный на него снизу взгляд лучшего друга Михая Попеску, который жаждал удивительных приключений и который никогда не простил бы Андрею такого отступничества.

– А долго ехать? – спросил Андрей Герасимова. – А то мы сегодня отчаливаем.

– Недолго, – ответил Герасимов.

– А дорога хорошая?

– Дорога отличная! – сказал Михай, который никогда по ней не ездил.

И случайные собутыльники, которых к утру осталось немного, но были они решительны, тут же поддержали его.

– Дорога так себе, – сказал Герасимов. Он тоже предпочел бы не ездить: покойником больше, меньше – в наши-то времена.

– Ну что ж, – сказал Андрей, – значит, не меньше двух часов.

– Я с собой всего возьму, – сказал Михай, – вы не волнуйтесь. И продукты, и удовольствия возьму.

Большую часть дороги Андрей проспал, а Михай, в праве которого участвовать в путешествии никто не усомнился, сидел рядом с шоффэром и развлекал того разговорами. Потом они с Герасимовым пили взятое с собой вино и угощали шоффэра. Ближе к Чакве шоффэр развеселился и тоже стал петь песни. К выбоинам и лужам от вчерашнего шторма он стал относиться с великолепным презрением, от чего совершенно трезвому и печальному Андрею было не по себе.

Когда они наконец доехали до поселка Николаи верстах в двух от Чаквы, куда волны закинули несчастного утопленника, Герасимов прервал пение и сообщил Андрею, что скоро будут на месте. Очки Герасимова съехали на красный носик, а глазки были голубенькие и мутные под очками, будто разбавленные молоком.

Свернули на узкую дорожку и съехали к морю. Утопленник лежал далеко от воды – его оттащили еще вечером. Голова и грудь утопленника были закрыты застиранной тряпкой.

Возле утопленника сидел местный милиционер с красной повязкой на рукаве и хрустел сочной грушей. Пятеро или шестеро ребятишек, черные и почти голые, стояли, глядя на грушу, и это Андрею показалось странным, потому что смотреть на утопленника вроде бы интереснее, чем на грушу. Но он был не прав – утопленник уже не был новостью.

При виде приближающегося мотора милиционер встал, ребятишки кинулись навстречу новому развлечению – из кустов, скрывающих дома, в мгновение ока появились местные жители. Все смотрели на Михая в фуражке с золотым крабом – он был похож на начальника, и это ему нравилось. Михай встал в автомобиле и смотрел на утопленника сверху – как бы в перспективе.

Андрей вскочил, открыл дверцу, выскочил из мотора, сказал милиционеру:

– Откройте его.

Милиционер посмотрел на Михая, ожидая подтверждения.

Михай сказал: