Но ровно в девять он понял, что и на самом деле что-то стряслось. Ему припомнилось восклицание Лазара: «Таким образом мы не будем действовать друг другу на психику». Но и при этом он не испытал ни чувства горечи, ни злобы — разве что глубокого изумления. Обратный билет до Израиля покоился у него в бумажнике. И вообще, все необходимое было при нем. И если они и в самом деле исчезли, это означало лишь, что он снова сам себе голова и волен решить вопрос, продолжать ему путешествие или вернуться домой.
Пять минут десятого он подхватил свой багаж, оставил записку у портье и свистнул рикшу, который должен был доставить его на железнодорожный вокзал. Может быть, в последнюю минуту они тоже окажутся там — не исключено, что даже и без багажа. Но с той минуты, когда он очутился на старой железнодорожной станции в центре бури, сотрясавшей сотни людей в предотъездной лихорадке в ее самой чистой форме, в середине толпы, окутанной смесью всевозможных запахов и желтоватой дымкой, среди стиснутых и стонущих в автобусах людей, набившихся внутрь через любые мыслимые отверстия… доктор чувствовал, что теряет остатки надежды на то, что он найдет исчезнувшую пару. Тем не менее он решительно пробивался сквозь толпу, двигаясь от платформы к платформе, пока не отыскал нужный ему поезд нужного ему маршрута, который выглядел весьма привлекательно и современно и был, как это следовало из надписей на вагонах, оборудован кондиционерами на западный манер. Четыре места, составлявшие купе, выглядели комфортабельно: на ночь они трансформировались в удобные, хотя и узкие кровати. Темные, светонепроницаемые стекла превращали предотъездную суету на перроне в картинку на телевизионном экране. Следовало ли ему отправляться вглубь Индии в одиночку на собственный страх и риск — и более того, против его воли — для того, чтобы найти незнакомую ему и к тому же больную неведомо чем женщину, которой он должен был как-то помочь? Он задал вопрос самому себе не без иронии, унаследованной от отца, который в свою очередь привез ее в Израиль из Англии.
И удивление вместе с ощущением одиночества, владевшие им весь этот день, вновь забили в нем с новой силой, стирая последние следы злости и разочарования. Сейчас его душа была захлестнута сладким предвкушением тайны.