Возвращение из Индии

Несмотря на то, что предложение встретиться на квартире для подписания договора исходило от нее, я по-прежнему был уверен, что ничего между нами быть не может. Она была зрелой, реалистически думающей женщиной, купающейся в любви и обожании своего мужа и, несомненно, не только его. Даже если ей льстило внимание молодого человека вроде меня, это не давало мне повода думать, что она может откликнуться на мои чувства, поверить в них и понять, что это значит — умирать от желания. Тем более что, несмотря на то, что зеркало послушно повторяло за ней все ее обворожительные улыбки, она, я уверен, ни на миг не забывала о складках вокруг ее талии, равно как и глубоких морщинах на шее и о возрастных пятнах на коже, когда она не подвергалась воздействию макияжа. И если даже она заслуженно могла гордиться своими стройными, красивыми ногами, вряд ли была она в состоянии понять, почему этот молодой и вовсе не уродливый парень вроде меня, мужчина в расцвете сил, мог бы вот так, неожиданно и безоглядно влюбиться в нее; ей не могло прийти в голову, что толчком к этому послужила ее собственная слабость, глубоко спрятанная ее особенность, о которой безо всякой задней мысли поведал мне ее собственный муж, — она-то и пробудила во мне интерес к ней, впоследствии обратившийся в желание, наваждение, страсть. Тем не менее я готовился к встрече с ней, понимая что там-то и решится моя судьба. Я решил надеть ту же самую клетчатую рубашку, которая была на мне, когда я делал переливание крови в Варанаси, пусть даже ничего особенного в ней не было, кроме того, что она села после многочисленных стирок: я надеялся, что это, пусть даже только в подсознании, пробудит в ней воспоминание о том невероятном времени, когда я следил за движением крови между нею и ее дочерью, и вызовет в ней прилив симпатии, после решающего моего признания, которое, я знал это, будет выглядеть и унизительным, и попросту дурацким.

Ибо я решил раскрыть перед ней свою душу, надеясь только на то, что, как и прежде, квартира будет тонуть в этих золотистых сумерках, которые смягчают нас, погружая в естественную печаль умирающего дня, и делают менее смешным то, что при ярком свете наверняка выглядело бы нелепым с любой точки зрения. Но к полудню небо потемнело и сильный ливень, подобно потопу, обрушился на город. И я понял, что закатные лучи солнца лишь случайно смогут пробиться сквозь несущиеся на запад тучи и что признание мое мне придется делать при ослепительном электрическом свете. Тем не менее я был исполнен решимости и, даже стуча в дверь, молил Всевышнего, чтобы в квартире оказалась не только Дори, но и Лазар; оказался для того, чтобы защитить ее. Или меня? Защитить оттого неминуемого унижения, которое меня ожидало.

Но тихо было за дверью. И я подумал, испытывая необъяснимое облегчение: «Она не пришла».

И тут же услышал на лестнице ее шаги. Начал ли я уже издалека распознавать их так же, как и ее муж? Она опоздала, но пришла одна, уверенная, что сама справится со всем. На ее лице был толстый слой макияжа, но одета она была не слишком парадно, более того, наряд этот делал ее ниже и полнее. Она была обута в высокие черные сапоги и одета в черный бархатный комбинезон, рукава которого я не мог закатать, чтобы сделать ей прививку. Выглядела она оживленно и очень по-деловому, и враждебность предыдущей встречи отсутствовала в ней совершенно.

— Очень удачно, что вы пришли пораньше. — И, улыбнувшись, она открыла дверь. И я понял, что нет никакой необходимости объяснять причины моей поспешности. Наоборот, выглядело все так, как если бы она была полностью удовлетворена стремлением своего квартиранта увидеть ее поскорее.

— А Лазар не придет? — спросил я.

— Нет, сегодня он занят, — ответила она и отодвинула пустой чемодан, стоявший на ее пути в коридорчике, ведущем в спальню. — Но он побывал здесь вчера и настоял, чтобы я открыла для вас еще один шкаф, чтобы вам было удобнее. Проходите и взгляните — ему пришлось немало для вас потрудиться, — и широким жестом она распахнула дверцы шкафа, чтобы показать, насколько добросовестно поработал Лазар, убрав из шкафа все бесчисленные коробки из-под обуви. Но он, похоже, не решился тронуть собрание серых костюмов, висевших в другом шкафу.

— Не нужно было всего этого делать, — сказал я как можно более дружелюбно. — Здесь для меня места более, чем достаточно.