Возвращение из ада

Покореженная, облупленная железная дверь захлопнулась за мной. Я увидел «кормушку», квадратное маленькое отверстие в двери, куда мне будут подавать тюремную похлебку и краюху хлеба, чтобы душа держалась в теле, я также увидел «глазок», через который за мной будет следить надзиратель.

В углу узкой маленькой одиночки стояла знаменитая «параша» с побитой крышкой, отравляющая и без того спертый воздух.

Несколько минут я стоял у дверей, не двигаясь, изучая свое новое жилище. Вдруг со скрипом открылась «кормушка», и я узрел часть толстого носа худощавого рыжего дежурного, глядевшего на меня злобно, с каким-то непонятным презрением. Он негромко прорычал:

— Чего вылупил очи? Гуляй по камере, контрик… Ходи вперед и назад, а то ноги к полу прирастут… Гуляй, кажу!

И я неторопливо зашагал.

Злость меня разобрала, и я хотел что-то дерзкое ответить моему стражнику, но с трудом сдержался. Служба у него такая… Впервые в жизни я очутился в тюрьме, в одиночной камере. Мрачные мысли терзали душу от обиды, от горечи и гнева. Ведь это необычная тюрьма. Она расположена в самом центре города, на Владимирской улице. В этом чудовищном здании с толстыми стенами, напоминающем старинную крепость с небольшими окнами-решетками, в период гитлеровской оккупации Киева, когда я был на фронте, находилось гестапо. Если бы стены могли говорить, они поведали бы, что тут творили с людьми фашистские палачи. Это было здание-страшилище, люди обходили его десятой дорогой. И наши «блюстители порядка» ничего лучше не нашли, как расположиться именно в этом здании, обагренном кровью сотен тысяч советских людей-мучеников…

Это было совсем недавно…

И вот здесь очутился я, советский человек, воин. Тут, за этими железными дверьми, томятся мои товарищи-друзья — ни в чем не повинные люди. Патриоты своей Родины.

Какое изуверство!

В эту минуту я еще вспомнил:

В довоенное время это здание являлось клубом профсоюзов. Еще и поныне наверху, под самой крышей, можете прочитать: «Дворец труда». Эту надпись не успели стереть ни немцы-гестаповцы, ни наши кагебисты, которые тут ведут «борьбу с врагами народа…»

…Я тогда еще был желторотым юношей, пионером, когда нас приводили сюда, в «Дворец труда», и мы, озорные ребятишки, занимались физкультурой, смотрели кинокартины, выступали перед рабочими, собиравшимися сюда поиграть в шахматы, послушать концерты, лекции, доклады.

Ребятишки в красных пионерских галстуках развлекались в этом здании. И на возглас «Ребята, за дело рабочего класса — будьте готовы!» отвечали дружно: «Всегда готовы!»

Как я любил прибегать сюда, мчаться по этажам. И вот через много лет судьба меня снова привела сюда как узника… узника.

Поистине — ирония судьбы!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Если враг не сдается…

Что же с тобой стряслось? Какая безумная нелепость!

Какие преступления ты совершил? За какие такие грехи тебя бросили в эту живую могилу, в этот ад?

Возможно, это просто какой-то кошмарный сон?

Чудовищные мысли лезут в голову, и ты никак не можешь от них освободиться, обрести покой хоть на минуту.

В этом каменном мешке не видно ни проблеска солнца, ни света, и нет надежды выйти отсюда на свет Божий.

Сколько оскорблений, ругани и угроз выслушал ты тут, не имея возможности ответить, защитить свою честь. Сколько раз тебя унижали, топтали грязными сапожищами твое человеческое достоинство, сколько раз угрожали дикой расправой, давали тебе почувствовать каждую минуту, что ты — ничто, жизнь твоя висит на волоске, с тобой могут обойтись как вздумают, а у тебя нет никаких прав, не можешь никому пожаловаться, даже самому Господу Богу, ибо все твои жалобы, прошения, заявления, протесты дальше корзины, дальше этой чудовищной конторы не пойдут!..

За этими стенами не существуют законы, здесь не ведома человеческая совесть, честь, благородство, справедливость — в этих казематах погибли десятки тысяч ни в чем не повинных людей — украшение общества, — которые могли принести огромную пользу стране, обогатить культуру, технику, искусство. Отсюда, из этих стен, должно быть, еще никто не выходил на волю целым, живым, не надломленным. И тебя тоже тут ждет, видать, такая же участь.

Припоминается древнее изречение: «Оставь надежду всяк сюда входящий…» Хотя и не чувствуешь за собой никаких грехов — тебе их здесь припишут, не признаешь, что ты не верблюд, — здесь заставят признать. Тут все мастера своего ремесла: будешь сопротивляться — доведут до такого состояния, когда свет тебе станет не мил, будешь просить для себя быстрой смерти, чтобы избавиться от этого кошмара.

Но за что? Во имя чего?

В голове крутится назойливая мысль: ты попал в какое-то ужасное логово, в кровожадные руки зверей, которые привыкли наблюдать человеческие муки, страдания. Они, видно, испытывают от этого наслаждение.

Чудовищные мысли тебя одолевают, и ты себе не представляешь, когда этому придет конец.