Возвращение из ада

Тамара Ханум старалась не замечать их, ее больше привлекала галерка и задние ряды партера. Она пела и танцевала именно для этих зрителей.

Они понимали, что напыщенные гаулейтеры в черных мундирах со свастикой на рукавах противны актрисе, и казалось, она ни за что бы не вышла на сцену, зная, что они придут ее слушать, но теперь у нее другого выхода не было. Надо петь и танцевать, да еще делать вид, будто ее ничто не смущает. Одновременно думала, как бы им испортить настроение. И, исполнив несколько песен на разных языках, она запела известную народную еврейскую песню «Портняжка».

Немцы скривились, заерзали на местах, переглянулись. Им явно не пришлась по душе эта песня, хотя публика встретила ее бурными аплодисментами.

В зале возникло замешательство, но певица продолжала выступать с необычным вдохновением, четко произнося каждое слово.

Лилась задушевная мелодия. Актриса порхала по сцене, вкладывая в эту песенку всю душу.

Вдруг послышался скрип стульев, сильный кашель. Актриса заволновалась, но продолжала петь.

Немцы, как по команде, вскочили со своих мест и, громко стуча сапожищами, направились к выходу.

Лицо актрисы озарилось доброй усмешкой. Она слегка покачала головой и допела песню до конца, вызвав бурю аплодисментов.

То лето, несмотря ни на что, обещало много хорошего, больших изменений в стране, внушало какие-то надежды. Естественно, войны не должно быть, не будет! Люди, а самое главное любимый отец народов, этого не допустят.

А между тем по ту сторону наших границ нарастала тревога, там бряцали оружием.

А в Москве открылась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, широко разрекламированная по всей стране. Большая группа наших писателей отправилась в столицу. Интересно ведь и полезно побывать на такой грандиозной выставке!

Многое из того, что создавалось в те предвоенные годы, — в частности сельскохозяйственная выставка на окраине Москвы, ее позолоченные помпезные павильоны и шпили, — поражало своим размахом и внешним богатством, нагромождением скульптур вождя, его бесчисленных портретов, барельефов. На каждом шагу полыхали красные знамена и транспаранты. Всюду гремела медь оркестров. Гудели громкоговорители. На сооруженных площадках пели и танцевали артисты, показывали свое немудреное искусство акробаты-циркачи.

В пышных павильонах демонстрировались дары колхозных полей, полное изобилие.

И все это нагромождение должно было символизировать благополучие страны, беспредельную радость.

Дня три мы бродили по выставке, по Москве и с чувством непонятной тревоги возвращались домой, в Киев.

Хотелось верить, что это лето будет мирным, спокойным, ведь все мы привыкли, что наши газеты пишут лишь правду и только правду, а тем более заявления ТАСС. Привыкли верить всякому слову «мудрого отца»…

В субботу вечером мы собрались в писательском клубе на вечер отдыха: поделиться своими впечатлениями о поездке в Москву. Начались оживленные разговоры, шутки, смех. Не пустовал и наш буфет в подвальчике, который мы называли «корчмой». К нам в гости пришли знакомые артисты, художники, музыканты. Мы засиделись здесь до глубокой ночи.

Оживленные, довольные проведенным вечером, неторопливо стали расходиться по домам.

Над городом раскинулось звездное небо. Он давно уснул тяжелым, непробудным сном. Со стороны вокзала то и дело доносились гудки паровозов и перестук колес. Улицы были пустынны, и ничто, казалось, не предвещало беды.

В такую божественную ночь не хочется уединяться в квартире, расставаться со звездным небом, с чисто вымытыми улицами родного города. Гулять бы так до рассвета, ходить по зеленым аллеям парка, наслаждаться запахом акаций, окружающей красотой наступающего утра.

И мы неторопливо бродили по улицам, останавливались на перекрестках, прощаясь с коллегами, болтали, смеялись, шутили.

Да и как могло быть иначе, ведь в нашей веселой компании были остроумный Ицик Фефер и мечтательный, чуть рассеянный Давид Гофштейн, шутник и балагур Файвель Сито. Мудрый Максим Рыльский и острослов Степан Олейник, мрачноватый с виду бывалый солдат Михайло Тардов, порывистый и несколько насмешливый Павло Усенко, немногословный Николай Ушаков, тихий Ицик Кипнис, задумчивый и нежный Микола Шпак и многие другие соседи нашего писательского дома. Им не надо было лезть в карман за острым словом и безобидной шуткой-прибауткой.

У всех было отличное настроение, и никто никуда не спешил. Приближался воскресный день, и можно будет дольше поспать. До рассвета остались считанные часы.

И все же пора было успокоиться. У каждого были свои заботы, планы на воскресный день.

Мы спохватились — надо было расставаться, не мешать людям, отдыхающим в этот поздний час. Мы поспешно распрощались и разошлись по квартирам. Пора, мол, и честь знать.

Кто тогда мог предположить, что это наша последняя мирная ночь, что через считанные часы над землей взметнется ураган, страшное пламя войны?!

Приближался рассвет 22 июня 1941 года.

Только улеглись спать, еще не успели даже задремать, как раздался жуткий гул моторов.