Возвращение Юмма

Все началось с «Лукоморья». В лагерь они оба поехали воспитателями. Но чаяния Владимира на то, что лагерная жизнь еще больше сблизит их, не оправдались. С одной стороны постоянные заботы, отнимавшие кучу времени. С другой — обилие Юлиных сверстников, с которыми она была не прочь пококетничать.

Появление в лагере Сашки будто подменило Юлю. Этот белобрысый юноша, еще подросток (на год младше девушки) увлек ее своим замком и этой странной историей с исчезновением научной экспедиции. Уже после лагеря к ним присоединился Павел — друг Сашки. Юля как одержимая пыталась разгадать тайну пропажи профессора и «зависала» с ребятами. Владимир незаметно остался в стороне. Он дулся на Юлю, но толку от этого. Девушка просто не замечала его внимания к ней. Или не хотела замечать.

И вот тот злопамятный день рождения Яны. До него Владимир встречался с Юлей редко. Но все же встречался. Они по-прежнему не говорили о чувствах, но относились друг к другу как старые приятели. Могли болтать о чем угодно. Юноша частенько зачитывал девушке новые стихи, пел под гитару песни. Да и Юля, бывало, делилась своими поэтическими творениями. Правда, после «Лукоморья» стихи у нее рождались редко.

Но появление Макса все перечеркнуло. Этот самоуверенный тип, похоже, пленил Юлю. За весь вечер у Яны девушка ни разу не взглянула на Владимира. А после — они уже не виделись. Так стоит ли сейчас бежать к ней? Что у них с Максом? Может, поссорились, и теперь она вспомнила о Владимире? Нет, он не пойдет к ней. Пусть сама приходит.

Владимир оторвался от стены. Преодолев лестничный пролет, он позвонил в дверь к Сергею Теплову.

Глава 4

Сергей встретил Владимира так, как будто ожидал его прихода.

— Слышал, подписали договор о ликвидации Союза? — сходу спросил он, закрывая за гостем дверь.

— Да, но я не могу этому поверить, — ответил Владимир, проходя на кухню. — По-моему, это все незаконно.

— А какие сейчас законы? Кругом полный бардак, в головах у людей — неразбериха. Все хотят независимости. Будто эта независимость наполнит их холодильники. Но к этому все шло, — с этими словами Сергей открыл свой холодильник, уставившись на полупустые полки. — Колбасу будешь? У меня тут завалялся кусочек.

— Да Союз не может просто так взять и развалиться, — не обращая внимания на вопрос о колбасе, продолжал Владимир. — Уже несколько видных политиков из Верховного Совета заявили, что действия тех трех президентов противоречат Конституции.

— Эх, Володя, сейчас все может, — Сергей все же достал четвертинку колбасного батона и принялся нарезать на разделочной доске на тонкие кружочки. — Вон, компартию уже запретили. Следом пошел комсомол. А ведь, между прочим, литературные конференции организовывал комсомольский обком. Кто сейчас будет заниматься литературой, да и культурой вообще? Одни думают, как бы урвать побольше от того, что еще осталось от страны. Другие — как не умереть с голоду.

С этими словами Теплов отрезал от буханки черного хлеба несколько кусков. Соорудив таким образом бутерброды, он выложил их на тарелку, которую поставил на середину стола. Самовар уже вовсю шумел, предвещая скорое закипание.

— И что, Сергей, ты хочешь сказать, что культура никому не нужна? Ведь не хлебом же единым…

— Да, не хлебом. Но сейчас для людей хлеб важнее.

Теплов извлек из пенала, стоявшего в углу, жестяную баночку, разукрашенную узорами в индийском стиле. В ней хранился чай.

— А для чего тогда мы здесь собираемся? Пишем, обсуждаем, мечтаем опубликовать? — не унимался Владимир.

— Времена меняются. В семнадцатом году людям тоже было не до культуры. Народ требовал хлеба.

Сергей выключил из розетки закипевший самовар. Открыв краник, налил немного кипятка в фарфоровый заварник. Поболтал им и выплеснул в раковину. Пальцами зачерпнул из баночки горсть чая, сыпанул в посудину. Тонкая струйка кипятка из самовара наполнила заварник почти до краев.

— Но тогда были идеи, — продолжил Владимир, пронаблюдав все манипуляции, проделанные Тепловым. — Люди шли друг на друга ради светлого будущего. И, победив в гражданскую войну, строили это будущее. И, между прочим, среди революционеров были и поэты, и писатели, которые своим творчеством вдохновляли массы. А сейчас какие идеи? Добиться сытой жизни как на Западе? Построить капитализм?

— Сторонники реформ называют это по-другому: построить рыночную экономику. Только наблюдать приходится разрушение страны. Что ж, наверное, чтобы что-то построить, надо сломать то, что уже есть.

— Горько все это видеть, Сергей. У прежнего строя много недостатков. Изменения нужны, спору нет. Но ведь перечеркивается все. И хорошее в том числе. Те, кто вчера были героями, примерами для подражания, теперь объявляются чуть ли не преступниками. Творить добро, быть благородным теперь не модно. А в почете оказываются те, кто сумел обмануть других, наварил кучу бабок или побольше стащил у государства.

Пока Владимир говорил, Сергей разлил по кружкам заварившийся чай.

— Угощайся, не стесняйся. Бери бутерброды. Больше ничего предложить не могу.