Дядюшка Дой прижал палец к губам. Мы были совсем близко от опасных людей, вполне способных обнаружить нас по малейшему подозрительному шороху. Опустившись на четвереньки, он повел меня прямо в большой зал, где собрались почти все нары. Освещена была только та часть зала, где они находились. Дядюшка укрылся за колонной. Я спрятался за низким пыльным столом рядом с дверью. Ужасно хотелось стать черным, как нары. Должно быть, в темноте мой лоб светился, будто месяц.
Наша жизнь ожесточает. Очень скоро перестаешь удивляться новым ужасам, и нет охоты выть, кружить и хватать себя зубами за хвост. И все же распознавать ужасное большинство из нас не разучилось.
А в зале как раз творилось нечто подобное.
Там стоял алтарь. Могаба с Очибой вытворяли что-то ритуальное. Над алтарем виднелось небольшое изваяние из темного камня – застывшая в танце четырехрукая женщина. Деталей было не разглядеть – слишком далеко, – но я могу сказать наверняка, что у женщины были клыки вампира, три пары грудей, а на шее ожерелье из черепов младенцев. Нары, быть может, называли ее по-другому, но это была Кина. Хотя поклонялись ей нары не так, как это описывалось в книгах джайкури.
Обманники не желают проливать кровь, потому-то их и зовут душилами. А нары не только проливали кровь во имя своей богини, но еще и пили ее. И похоже, уже давно – на стене висели обескровленные трупы. Последняя жертва, какой-то злосчастный джайкури, повисла рядом с товарищами по несчастью вскоре после нашего прихода.
Набожность сочеталась в нарах с практичностью. По окончании зловещей церемонии они принялись разделывать трупы.
Я развернулся и пополз прочь из зала. И плевать мне было, что подумает дядюшка Дой.
В Отряде я всякого насмотрелся – и пыток, и расправ, и бесчеловечности, которую даже осмыслить не мог, однако ни разу не сталкивался со всеми одобряемым людоедством.
Меня не вырвало. Я не вскипел от гнева. Последнее было бы глупостью. Я просто удалился настолько, что мог говорить без опасений быть услышанным.
– Я видел достаточно. Идем отсюда.
Дядюшка Дой ответил улыбочкой и едва заметным поднятием брови.
– Мне нужно обдумать это. И записать. Мы можем не пережить осады. Они переживут. Осаду должна пережить и правда о том, кто они.
Дядюшка разглядывал меня. Возможно, размышлял, не балуемся ли и мы, братья Черного Отряда, жареным мясом «длинной свиньи».
Наверное, размышлял.
Такие события, пожалуй, слегка проясняют, почему нас побаиваются в здешних краях.
Могаба неграмотен. Если он еще не знает, что темная сторона наров более не является тайной, я могу написать об этом в Анналах, с тем чтобы предупредить Госпожу или Старика.
– Они все собрались там, – сказал дядюшка, – поэтому можно вернуться коротким путем.
– Что за шум? – спросил я.
Дядюшка Дой снова дал знак молчать. Мы зашагали вперед.
И обнаружили несколько таглиосских солдат, закладывавших кирпичом проход, через который мы собирались выйти. Зачем им это понадобилось? Снаружи эту дверь не взломать – чары Грозотени все еще действуют.
Дернув меня за руку, дядюшка направился в другую сторону. Очевидно, он прекрасно знал цитадель. Нетрудно было представить его шляющимся здесь – так, интереса ради. Похоже, он как раз из породы любопытных.
66
– Что с тобой? Кто-то съел твоего любимого кутенка? – спросил, оглядев меня, Гоблин.
Подобные шутки, после того как в городе не уцелело ни одной собаки, стали популярны. Теперь мясо можно было добыть лишь двумя путями, и нары пользовались обоими. Мы же обходились воронами – теми, что поглупее.
Я рассказал Гоблину с Одноглазым об увиденном. Дядюшка Дой стоял поодаль, слегка раздосадованный тем, что до визита к Глашатаю я пожелал встретиться со своими. Не успел я изложить и половины, как Одноглазый перебил:
– Щенок, это надо знать всему Отряду.
И в кои-то веки он был серьезен, словно стоял с копьем в брюхе.
И в кои-то веки Гоблин согласился с Одноглазым без стонов и пререканий:
– Рассказать нужно так, чтобы все сделали правильные выводы. Иначе будет уйма пересудов. Ты же не хочешь, чтобы страшная правда обросла чудовищными домыслами.
– Тогда собирайте всех. А я, пока жду, еще раз просмотрю книги джайкури. Возможно, придется рассказать и еще кое-что.
– Могу ли я присоединиться к тебе? – спросил дядюшка Дой.
– Нет. Иди передай старику, что я навещу его, как только смогу. Это дела семейные.
– Как пожелаешь.
Он сказал что-то Тай Дэю и удалился.
Мое чтение прервал Бадья:
– Все собрались, Мурген. Все, кроме Клета. Он ушел к потаскухам – даже родные братья не знают, где его искать.
– Ладно.
– Что, плохо дело? Вид у тебя такой…
– Да, хорошего мало.
– И может стать хуже, чем теперь?
– Потерпи немного, все узнаешь.
Через пять минут я стоял перед шестью десятками братьев и дивился: как случилось, что все боятся такой слабой и малочисленной шайки? Нас всего-то шесть десятков, а еще два года назад лишь семь человек называли себя Черным Отрядом.