– Это гуннитский миф, Солдат Тьмы. Когда Кади, или Кина, была молода, она враждовала со всеми и в ходе этих раздоров ослабила Князей Света настолько, что у Князей Тьмы появилась надежда одержать окончательную победу. Они послали войско демонов, и для Князей Света дела обернулись так худо, что бог Фретиньял, которого кое-где считают отцом Кины, воззвал к дочери о помощи. Она согласилась, но руководствовалась при этом собственными интересами. В решающей битве на каменной равнине Кина – или Кади – становилась все больше и сильнее всякий раз, когда пожирала одного из демонов.
Эту историю я слышал. Она представляла собой лишь одну из многочисленных вариаций мифа. Некоторые утверждали, будто Кина была сотворена специально для битвы с демонами, посланными Князьями Тьмы. Согласно убеждениям других, ее произвел на свет демон Ранашья, принявший облик Фретиньяла и разделивший ложе с Матой, представлявшей собой одно из воплощений гуннитской богини-прародительницы. Многие же настаивали на том, что Кина вовсе не принадлежит к гуннитскому пантеону и затесалась в него со стороны. О ней предпочитали не вспоминать, хотя с ее могуществом и злобным нравом приходилось считаться.
Но в интересующем нас аспекте большинство историй сводилось к одному: использовав Кину против сил зла, боги позволили ей набраться невероятной силы, после чего она стала угрожать им. Тогда ее создатель – или отец – обманом погрузил свое детище в беспробудный сон, в котором она обречена пребывать до тех пор, пока приверженцы не разбудят ее, положив начало Году Черепов. Это событие считается неминуемым и неотвратимым. Хотя Кина и пребывает во сне, некоторой, пусть и малой, частью своего божественного сознания она может касаться мира и руководить действиями своих адептов. Однако усилия людей праведных и добродетельных позволяют оттягивать наступление Года Черепов до бесконечности.
Поняв, что они натворили, остальные Князья Света велели Фретиньялу создать из глины демона и наделить его частицей собственной души, дабы он ожил и обрел бессмертие. Этот демон, или голем, был наречен именем Шиветья, что значит «Не ведающий смерти». Предполагалось, что он будет вечно охранять подступы к месту упокоения Кади. Однако я никогда не слышал о том, чтобы Шиветью пригвоздили к его сиденью. Что поделаешь, Костяной Воин, – жестокосердие свойственно даже богам.
– Это уж точно. Особенно богам. Но вполне возможно, что все это пустые байки. Я выслушал кучу подобных историй от Готы и Доя. Все они мне не нравились, и твоя нравится ничуть не больше. – Я повернулся к Костоправу. – А ты что скажешь? Слышал раньше что-нибудь подобное?
– Доводилось. Один дружественно настроенный старый богослов из Таглиоса рассказывал: хотя точное значение слова «Хатовар» утрачено, изучая некоторые современные диалекты, можно прийти к выводу, что оно означало нечто вроде «Место, откуда Кади шествовала вперед». Или попросту «Врата Кади».
– И ты все равно решил отправиться к этим Вратам? Неужели мы устремлялись туда, где воплощалось древнее и мрачное предание? Я-то думал, что все мы маршируем прямиком в рай.
Костоправ не ответил.
– Расскажи побольше, – проговорил я в пространство.
Уже зажглось множество факелов. Почти все парни сгрудились позади нас со Стариком. Яркий свет вынуждал меня видеть то, чего видеть вовсе не хотелось. Глаза пригвожденного к трону существа были открыты.
Однако оно не двигалось.
– О черт! – сказал Лонгинус. – Это какой-то паршивый идол. Давайте не будем пугаться всякой ерунды.
Осторожно, дюйм за дюймом, я продвигался вперед, держа знамя так, чтобы в случае чего можно было воспользоваться им как пикой. Уж не знаю почему, но мне казалось, будто оно способно помочь.
Костоправ последовал за мной.
Мы преодолели половину расстояния до трона. Братья-механики с факелами держались сразу за нами. Все прочие не выказывали желания рассмотреть пугало на троне поближе. По правде сказать, теперь мне тоже казалось, что это всего-навсего идол. Причем – как виделось с близкого расстояния – сработанный довольно грубо.
Мы прошли немного дальше. Теперь я вдыхал тонкие испарения, поднимавшиеся из трещины в полу. Они были очень холодными и несли с собой слабый застарелый трупный запах.
На миг я почувствовал себя так, словно вернулся домой.
Своего рода бессмертие.
Я подскочил и заозирался. Огляделась и Госпожа, – похоже, и она что-то уловила.
Когда мой взгляд вернулся к покосившемуся трону, я увидел зал таким, каким он мог быть тысячу лет назад. Или даже раньше. В те дни, когда безжалостные жрецы истязали военнопленных, создавая из них первые Тени. Видение продолжалось всего лишь миг, но этого хватило, чтобы понять, насколько отвратительным было это место еще до появления двенадцати Вольных Отрядов.
– Стой, – тихо сказал Костоправ.
Я замер, уловив приказной тон:
– Что такое?
– Посмотри вниз.
Я посмотрел. И остолбенел. Прямо у носка моего сапога валялся иссохший, скорченный труп вороны.
– Ее пожрала Тень. Здесь небезопасно.
– У нас есть знамя, – возразил Костоправ, правда без уверенности.