Возвращение Борна

Он опускает руку вниз, пытаясь развязать веревку, но пальцы срываются с ее скользкой поверхности. Тело словно пронизывает электрический ток – это страх перед тем, что ожидает его там, в глубине. Страх пронизывает все его существо, и он с трудом сдерживает желание закричать. В это мгновение его слух улавливает смутный звук, доносящийся из глубины. Он напоминает звон колокольчиков, в которые звонили молящиеся монахи перед тем, как всех их перебили «красные кхмеры». Вскоре звук колокольчиков переходит в песню, которую поет чистый тенор, – повторяющийся заунывный мотив, совсем непохожий на молитву.

И тогда он смотрит вниз и видит неясные очертания предмета, привязанного к другому концу веревки, предмета, который неотвратимо тянет его вглубь, на встречу с судьбой, и создается впечатление, что пение исходит именно от этой фигуры. Предмет, медленно кружащийся в сильном подводном течении, кажется ему знакомым – как собственное лицо, как собственное тело. Но теперь, с ужасом, жалящим подобно змее, он понимает, что звук исходит не от знакомого предмета внизу, поскольку тот – мертв, и именно поэтому своим весом увлекает его в бездну.

Звук становится ближе, и он узнает это заунывное подвывание – оно исходит из него самого.

«Ли-ли-ли! Ли-и, ли-и!» – тихонько поет он перед тем, как окончательно пойти на дно.

Глава 16

Спалко и Зина прилетели на Крит, опередив солнце. Их самолет приземлился в аэропорту Казанцакис, расположенном недалеко от Ираклиона. Их сопровождали хирург и еще трое мужчин, которых Зина успела внимательно рассмотреть за время полета. Они не отличались чрезмерно крупными габаритами и, находясь в толпе, вряд ли выделялись бы из остальной массы людей. Инстинкт Степана Спалко подсказывал ему, что в тех случаях, когда он выступал не под личиной президента «Гуманистов без границ», а в образе Шейха, как сейчас, ни ему, ни его людям не следует лишний раз привлекать к себе внимание. Однако именно в молчаливой неподвижности этих мужчин и ощущалась их несокрушимая сила. Они идеально контролировали свои тела, каждое их движение было исполнено быстроты и уверенности, присущих обычно либо профессиональным танцовщикам, либо мастерам йоги. В их взглядах читалась внимательная решимость, которая вырабатывается лишь благодаря годам упорных тренировок. Даже когда, глядя на нее, они почтительно улыбались, женщина ощущала исходящее от них чувство опасности – затаившейся, выжидающей своего часа.

Крит – самый большой остров Средиземноморья – издревле являлся воротами между Европой и Азией. Веками он, подобно гигантскому киту, грел спину под горячим средиземноморским солнцем, уставившись одним глазом на Александрию в Египте и Бенгази в Ливии. Поэтому неудивительно, что столь благословенное местоположение всегда привлекало к этому киту всевозможных хищников. История этого острова, находящегося на перекрестке культур, была написана кровью, и иначе быть не могло. Как волны на морской берег, на прибрежные бухты Крита то и дело обрушивались захватчики со всех сторон света, принося с собой свой язык, культуру, религию, архитектуру.

Ираклион был основан сарацинами в 824 году нашей эры. Тогда он назывался Шандакс – от исковерканного арабского слова «кандак», означавшего широкий ров, которым был окружен город. Сарацины правили здесь сто сорок лет – до того момента, пока их не изгнали византийцы. Пиратам сопутствовала фантастическая удача – им едва хватило трехсот судов, чтобы вывезти все награбленное в Византию.

Во время венецианской оккупации город получил название Кандия. Находясь под властью венецианцев, он превратился в важный культурный центр Восточного Средиземноморья. С тюркским вторжением всему этому пришел конец.