— Я была знакома с Арзрамом всего несколько суток, но за это время он показал себя достойным орком, — попыталась подобрать нужные слова Фурия. — Взвалил на себя важную миссию — охрану правопорядка. Не по приказу или за награду, а по велению души. Наверное, он знал, что умрёт именно так. В бою, а не в своей кровати, однако не устрашился. Более того, он спас мою жизнь и жизнь Бестии. Сознательно пожертвовал собой. Если боги действительно слушают меня, пускай суд его будет справедлив, а посмертие — счастливым. Арзрам — это заслужил. Я сказала, — добавила орчанка.
Ансельм ничего не произнёс, но она ощутила молчаливую волну одобрения со стороны рыцаря.
В ушах девушки мелодично и едва слышно прозвенел колокольчик, а следом — барабан войны. Эхо от эха чрезвычайно далёкого звука.
Внутри себя орчанка ощущала только опустошение и крайнюю усталость. Хотелось забиться в какую-то нору и провалиться в долгий сон без сновидений. Вместо этого она заставила себя шагать дальше. Непреклонно и неутомимо. Время поджимало.
Нельзя сказать, что за это время она успела сильно привязаться к погибшему, просто… просто Арзрам снова продемонстрировал ей, чем Виашерон отличается от реального мира. Здесь до сих пор жила честь и было проще найти её повседневные проявления.
Ей не хотелось обобщать, как и делать категоричные выводы, но она не могла себе представить, чтобы кто-то пожертвовал собой так просто, с такой готовностью, ради двух незнакомцев. Наверное, такие люди имелись, бесспорно, но ей их встречать не доводилось. А потом она вспомнила того психолога — Николая.
Разве нельзя назвать это формой самопожертвования? Он явно трудился не ради огромной зарплаты, судя по его простому кабинету и внешнему виду. Приходил на работу, которая день за днём сталкивала его со сломанными людьми. Сломленными людьми. Которые закрылись от мира и от всего на свете. Такими людьми, как она.
И всё же он пытался помочь им. Вытащить их из скорлупы. Заставить бороться. Другая форма героизма, но от того не менее важная. Эти мысли крутились у неё в голове, пока она механически переставляла ноги.
Если бы в эти часы, ей довелось наткнуться на диких хищников, здесь бы её дорога и закончилась. Отбросила девушку на неизвестное кладбище, но то ли самум их всех разогнал, то ли боги миловали, однако орчанка пришла в себя, когда звёзды давно высыпали на небе.
Фурия вспомнила, что сотней метров ранее проходила группу скал. Одна из них кренилась, как Пизанская башня. Туда она и вернулась. Забилась между ними, развела почти незаметный костерок и раскатала свою подстилку.
В эту секунду она ощущала себя полностью одна. Словно человек, выброшенный за борт корабля, который дрейфует на куске древесины в необъятном океане. Лишённая какой-либо поддержки и контакта с другим человеком. Как там, в реальности.
Да, мама пыталась говорить с ней, но так как она избегала острой темы — увечья, это не позволяло девушке искренне поделиться с кем-то своими мыслями, своими переживаниями.
Сама не заметила, как открыла список друзей. Напротив Гвина, как и всегда, горел зелёный огонёк — он был онлайн. В онлайне присутствовал и Маджестро, а вот Фобос и Деймос находились вне игры.
Орчанка написала быстрее, чем позволила сомнениям помешать ей, начать задавать вопросы и подвергать анализу собственные действия и желания.
Фурия: Ты не занят? Мне плохо. Я бы хотела с тобой поговорить. Пожалуйста.
Гвинден: Хорошо.
Через минуту мягко хлопнул телепорт.
В свете костра показался тёмный эльф. Он выглядел… плохо. Паршиво. Дерьмово. Ещё хуже неё самой.
Разбойник двигался, но в этих движениях не было души. Его глаза смотрели перед собой, но в них было тускло, как в погасшей печи. Обычно ярко синие глаза казались серыми. Выцветшими.
Он опустился напротив неё, по другую сторону костра и посмотрел на неё слепым взглядом.
Глава 20
— Привет. Что случилось? — прошептал дроу.
— Погоди, что случилось
Гвинден лишь мотнул головой.
Девушка глубоко вздохнула. Она ненавидела открываться. Ненавидела ощущение уязвимости, которое приходит, когда ты говоришь с людьми о чём-то важном. О том, что тебя действительно волнует. Потому что такая уязвимость позволяла близкому человеку воткнуть в тебя нож именно туда, где было больнее всего.
— Помнишь, как я смогла противостоять