– Намного лучше. Отдых благотворно действует на него.
– И он очень предан Люпену?
– Вернее сказать, князю Сернину, поскольку он не знает, что это одно и то же лицо. По крайней мере, так можно предположить. От него ничего не добьешься. Он почти не разговаривает. Какой-то чудак. Оживляется он только при виде одной особы, даже разговаривает с ней и смеется. Это молодая девушка из Гарша – Женевьева Эрнемон, которой князь его представил. Она была уже три раза. И сегодня… – И он добавил шутя: – Я думаю, что они немножко флиртуют, так же как его сиятельство князь Сернин и госпожа Кессельбах… Он так на нее смотрит, этот проклятый Люпен!
Ленорман ничего не отвечал. Он закурил сигару, пожевал ее, опять закурил и бросил, затем задал еще несколько вопросов и, не раздеваясь, лег на кровать.
– Если что случится, сейчас же разбудите меня… Идите каждый на свое место.
Время шло. Прошел час… два… Вдруг Ленорман почувствовал, что кто-то трогает его за плечо.
– Вставайте, начальник, кто-то открыл калитку, – тихо сказал Гурель.
– Один? Двое?
– Я видел только одного… В этот момент показалась луна, и он спрятался за дерево.
– А братья Дудевиль?
– Я их послал наружу. Они отрежут ему отступление сзади виллы. Гурель взял руку Ленормана и тихо в темноте повел его вниз.
– Тише, мы в уборной сейчас. Я открою комнату, где спит Пьер Ледюк. Не бойтесь, он принял на ночь, как всегда, веронал и спит крепко, его не разбудишь. Идите сюда… Здесь, за занавесями кровати, можно удобно спрятаться. Отсюда вам будет видно окно и часть комнаты от постели до окна.
Большое окно было открыто, и через него проникал в комнату слабый свет, становившийся ясным, когда луна выходила из-за туч. Они не спускали глаз со светлого квадрата окна, уверенные в том, что незнакомец должен там появиться. Раздался легкий треск…
– Это он лезет по деревянной лестнице, – прошептал Гурель.
– Отсюда высоко до земли?
– Два – два с половиной метра. Треск становился слышнее.
– Иди, Гурель, к братьям Дудевиль, – прошептал Ленорман, – приведи их вниз под окно, и не пропускайте никого, кто будет спускаться отсюда.
Гурель ушел. В то же мгновение в окне показалась голова, потом тень перешагнула через перила балкона, и Ленорман увидел невысокого человека в темном костюме, без шляпы. Человек обернулся и внимательно поглядел вниз через перила балкона, как бы желая убедиться, что там не таится никакая опасность. Потом он нагнулся и влез в окно. Одну минуту он казался неподвижным, но Ленорман скоро убедился, что темное пятно, которое представлял из себя неизвестный, тихо приближалось. Вот он подошел к кровати… Ленорману показалось, что он слышит дыхание незнакомца и видит его острые, пронизывающие мрак глаза и что человек в черном различает в темноте и его, и Ледюка.
Последний глубоко вздохнул и перевернулся. Опять наступила тишина. Незнакомец тихо крался вдоль кровати, и его силуэт выделился на фоне белой простыни. Если бы Ленорман протянул руку, он смог бы дотронуться до него. Теперь он ясно слышал, как неизвестный дышит, и ему казалось также, что он различает звуки ударов его сердца.
Вдруг блеснул луч света. Человек в темном нажал пружину электрического фонаря и осветил лицо Пьера Ледюка. Сам же он оставался в тени, и Ленорман не мог видеть его лица. Но зато в отражении рассеянного света он увидел нечто, заставившее его вздрогнуть. Это было тонкое лезвие ножа, скорее стилета… И ему казалось, что это тот же стилет, который был в свертке одежды, найденном в «Палас-отеле». Ему стоило невероятного усилия воли не броситься на неизвестного. Он хотел раньше узнать, что тот собирается делать. Человек поднял руку. Ленорман рассчитал расстояние, чтобы вовремя остановить удар, но нет, это было не нападение – это была защита на случай, если Пьер Ледюк вдруг проснется, испугается и станет звать на помощь. Человек нагнулся поближе к спящему, стараясь что-то рассмотреть.
«А, шрам на правой щеке, – подумал Ленорман, – он хочет убедиться, действительно ли перед ним Пьер Ледюк».
Человек повернулся спиной к Ленорману, его платье касалось занавесей, за которыми скрывался начальник сыскной полиции.
«Одно тревожное движение с его стороны, – думал тот, – и я брошусь на него».
Но человек не двигался. Он взял стилет в ту руку, в которой держал фонарь, и стал тихо приподнимать простыню, под которой спал Ледюк. Сначала немного, потом больше, пока не показалась левая рука. Луч света осветил кисть руки: на мизинце не хватало сустава.
Пьер Ледюк зашевелился во сне. Свет моментально погас, и человек некоторое время стоял выпрямившись перед спящим.
Решится ли он?