Возвращение ангелов

Кассиэль со стоном приподнимает свое тело в полусидящее положение. Его лицо при этом искривляется от боли. Я сажусь на корточки перед ним, кладу руку на его плечо, пытаясь не подбираться слишком близко к пострадавшему крылу, и подношу стакан воды к его потрескавшимся губам. Он жадно выпивает его, хотя вода уже не совсем свежая.

После этого он снова падает на подушку.

– У меня все болит, – признается он тихо.

– Я знаю. Твоя рана воспалена. Но ты обязательно выздоровеешь.

Кассиэль закрывает глаза.

– Ты очень плохо лжешь, – говорит он. – Тем не менее спасибо тебе.

Я опускаю руку на его лоб, а потом на грудь. С его кожи стекает пот, она горячая, словно печь. Пальцы скользят по его мышцам, которые напрягаются от моего прикосновения. Я отдергиваю свою руку и немного смущаюсь, когда вижу, что его губы растягиваются в улыбке удовольствия.

Он нащупывает мою руку и кладет ее обратно.

– Это приятно, – бормочет он. – Почему ты такая холодная?

– Это просто тебе так кажется, потому что у тебя температура, – объясняю я, не уверенная в том, знает ли он, что это вообще такое. Я не в силах убрать свою руку с его кожи. Мой разум знает, что он ангел, и мне должно быть противно от одного прикосновения к нему. Но сейчас в нем осталось так мало от ангела. Если бы не его крылья, он бы выглядел как раненый юноша, мой ровесник. Очень красивый раненый юноша с кожей, мягкой, как перышко.

– Что вы делаете, когда болеете или получаете ранения? – спрашиваю я его. – У вас совсем нет врачей?

– На небе мы не болеем. – И он снова засыпает. При этом он сжимает мою руку, словно я – его спасительный якорь.

– Ты останешься со мной, Мун? – спрашивает он еле слышно.

Эта поза оказалась еще более неудобной, чем прежняя, но я остаюсь сидеть. За последние годы я видела столько смертей. Умирающие часто оставались одни, и каждый раз я находила это ужасным. Никто не заслужил такого. Ни ангел, ни человек. Я не знаю, выживет ли Кассиэль, но если нет, я не хочу, чтобы он остался один. Он единственный ангел, который не смотрит на меня свысока, словно я какой-то отброс общества. Я залезаю в свою кровать и ложусь рядом с ним. Я внимательно слежу за тем, чтобы не подбираться к нему слишком близко. Но когда я пытаюсь выдернуть свою руку из его ладони, он все еще крепко ее держит. Я знаю, что это ошибка. Тем не менее я не могу противостоять желанию подобраться к нему поближе.

Я еще никогда не размышляла о том, существуют ли милые и доброжелательные ангелы. Все-таки раньше люди верили в то, что существуют ангелы-хранители, но это были лишь детские сказки. До некоторых пор все ангелы были, как мне казалось, одинаково мерзкими и злыми существами, пришедшими в этот мир лишь для того, чтобы уничтожить нас сразу же, как только они получат свое. Но Кассиэль не высокомерный и не злой, не самодовольный и не жестокий. Он загадка для меня, и я хочу знать, почему он так от них отличается.

Когда я просыпаюсь, судя по свету в моей комнате, уже наступил полдень. Никто не разбудил меня, а Стар укрыла нас тонким покрывалом. Я лежу, прижавшись к Кассиэлю, его рука все еще лежит на моей. Еще мгновение я наслаждаюсь его теплотой и – как же мне стыдно это признавать – его близостью. Я чувствую его сердцебиение под своей ладонью. Сердце стучит слишком быстро, дыхание тоже неровное. Он больше не просыпался этой ночью. Когда я сажусь на кровати, чтобы осмотреть его, я пугаюсь. Его рука соскальзывает в сторону, и он будто потихоньку растворяется в воздухе. Его кожа почти прозрачная. Мои попытки спасти его ни к чему не привели. Он умирает у меня на глазах.

– Рафаэль и Люцифер открыли охоту на Братство, – говорит Тициан, появившийся на пороге. Он жует бутерброд с помидорами, и мой живот урчит. Я не ходила на рынок уже два дня, нужно обязательно проверить наши запасы и узнать, сколько у нас осталось денег. Я не могу заботиться только о Кассиэле. Теперь, когда арена уничтожена, нужно найти новый способ обеспечивать семью. Правда, я совсем не знаю, что мне с этим делать. Вероятно, Алессио сможет как-то помочь, но сначала нужно перед ним извиниться.

– Где Стар? – спрашиваю я у своего брата.

– Она с Фениксом, занимается мозаикой. Они переделывают ее с самого начала и не хотят, чтобы я оставался с ними. Почему Фениксу можно ей помогать, а мне – нет?

Я осторожно встаю с кровати. У меня кружится голова, и меня мучает жажда.

– Я не знаю, – честно отвечаю я. Я уже давно прекратила удивляться особенностям моей сестры.

Глава VIII