Возвращение

Юкити находил в воробьях отражение самого себя.

— Они живые!

Это был урок, который он познал на полях сражений. Когда тебя лишали воли, как цепями привязали к одному месту, с которого ты не можешь сдвинуться, когда ты не хочешь умирать, но в любой момент можешь быть убитым, ты не можешь не полюбить жизнь, ибо ты видел, как коротка и полна опасностей она может быть.

Юкити где-то прочитал рассказ о приговорённом к смерти, который нашёл в тюремном дворе единственный стебель сорняка, пробившийся между каменными плитами, и с тех пор всё своё время и душу посвятил тому, чтобы наблюдать, как растёт и превращается в цветок эта маленькая, как рисинка, травка. Исходя из своего собственного опыта, Юкити верил в эту историю.

Каждый мог умереть, и он это знал. Во время боя можно было случайно попасть под вражеский огонь или просто лежать и ждать, когда пуля с другой стороны просто найдёт и прикончит тебя. Это не было самым страшным и не требовало мужества. Но самым ужасным и жестоким было жить так, чтобы избежать смерти. Некоторые из его товарищей с поразительным безразличием относились к тому, выживут они или нет. Казалось, что они и не думают об этом, подобно тому, как редко думает о болезнях здоровый человек. Идя в бой, в котором они вполне могли погибнуть, они либо обменивались странными шуточками, или были мрачными и молчаливыми. Это напоминало жизнь приговорённого к смерти, когда дата казни ещё не была определена. То были ужасные дни, когда над тобой всё время висело невидимое бремя, и дело было не в том, чтобы, собрав волю, броситься в пропасть и покончить со всем этим. Это была жизнь изо дня в день под угрозой смерти, но в полной неизвестности, придёт она или нет, в постоянной неуверенности, насколько близка она, и неопределённости, как далека она.

Обычный солдат любил детей, цветы и птиц. Если он не пьянел от крови, не сходил с ума или не становился жертвой идеи доказать своё мужество, он чтил слабые существа.

Клеймо было сорвано, руки и ноги стали свободными. Дождливым днём Юкити и другие ветераны высадились в порту Урага. Он всё ещё не мог забыть, как один из его товарищей, глядя через разбитое стекло окна поезда на молодые зелёные листья деревьев, закричал:

— Как красива Япония. Что за красивая страна! Все эти деревья, трава!

Только человек, который долгое время жил, закованный в кандалы, мог сказать так.

После работы Юкити шёл домой к станции Симбаси, и на противоположной стороне улице он заметил Томоко Мория, которая, видимо, со своей подругой что-то обсуждала с горячностью, свойственной только этому молодому возрасту. Он не был знаком с Томоко настолько близко, чтобы поприветствовать её на таком расстоянии через улицу с пустыми трамвайными путями, и продолжал идти, поглядывая на девушек. Дни уже становились длиннее, и вечерние лучи солнца, пробиваясь сквозь разрывы между высокими зданиями, периодически освещали ту сторону улицы, по которой шла Томоко, стеклянные витрины магазинов и бросали длинные тени на тротуары от деревьев и прохожих. Деревья были платаны, и на них пока ещё не образовались почки, поэтому их чёрные голые ветви переплетались между собой, как бы исполняя танец на фоне голубого неба. Девушки прошли мимо фруктового магазина с ярко оформленными витринами и остановились около цветочного, стёкла которого запотели, но Юкити мог представить себе выставленные там весенние цветы.

Девушки довольно долгое время разглядывали витрину, но затем, не заходя внутрь, пошли дальше, продолжая что-то горячо обсуждать. Незначительный эпизод, но он наполнил сердце Юкити радостным чувством. Япония потерпела поражение, но наступил мир, и девушки бессознательно подтверждали это своим поведением. Обычная городская сценка, и не было ничего удивительного в том, что сотни, тысячи других молодых девушек в разных частях Токио вели себя подобным же образом.

— Господин Окабэ, — кто-то окликнул его, и Юкити узнал молодого студента одного с ним филологического факультета, но с отделения японской литературы. Юкити из-за службы в армии по возрасту был старше других студентов, и они при обращении к нему использовали вежливую форму. Молодой студент был без пальто, в старой студенческой форме и гета. Плохой цвет его лица ещё больше подчёркивал его студенческую бедность. Вместе с ним был элегантный молодой человек со светлой кожей лица в возрасте двадцати трёх — двадцати четырёх лет, одетый в костюм и демисезонное пальто.

— Господин Окабэ, вы ведь занимались одно время издательской деятельностью? — спросил однокурсник Юкити и, обернувшись к молодому человеку в демисезонном пальто, сказал:

— Разрешите вам представить Тосики Окамура, он учится не в нашем университете, а сейчас с моей помощью создаёт фирму для издания журналов и книг. Тосики, может, нам стоит послушать мнение господина Окабэ по этому вопросу?

Тосики достал свою визитную карточку, передал её Юкити и спросил в своей обычной спокойной манере:

— У вас есть опыт в этой области?