Возвращение

Леопольд останавливается, перед глазами встает картина: полосатая кошка терпеливо ждет на обочине дороги возможности перейти. В конце концов в потоке машин возникает просвет, и кошка юркает на асфальт, не видя, что прямо наперерез ей едет автобус. Автобус останавливается; кошка замирает, вначале жалобно, а затем требовательно мяукает, словно хочет сказать: чего же ты стоишь тут, давай отъезжай, но автобус не спешит; тут в сторону кошки, ни на секунду не сбавляя скорости, мчится легковая машина, кошка, несколько раз перекувырнувшись, бежит странным подпрыгивающим шагом, волоча за собой перебитую лапу… Все это произошло на глазах Леопольда, но он не смог изменить хода событий, его охватило беспомощное отчаяние, лучше бы животное погибло, затем он успокаивает себя: в этих новых районах просто беда с бродячими животными. И тут же взрывается гневом: шофер же видел, неужели не мог затормозить!

Леопольд уже не в состоянии спокойно прогуливаться по улице, им овладело такое же отчаяние, как и при виде покалеченной кошки. Он чувствует себя обязанным вмешаться в жизненную трагедию другого человека, но не знает, как это сделать. Да и вправе ли он помешать самоубийце прыгнуть с моста или оттащить человека от проходящего поезда, если он положил голову на рельсы… Еще миг Леопольд колеблется, затем какой-то внутренний импульс заставляет его повернуть назад, открыть калитку и остановиться у края ямы.

Мужчина, кряхтя, выкидывает полные лопаты земли, внезапно он поворачивает голову, песок тяжело шлепается на землю, и мужчина ничего не говорящим взглядом уставляется на Леопольда.

— Что за яму вы тут роете? — спрашивает Леопольд и понимает, до чего глуп его вопрос и до чего глупо, что он стоит здесь, на краю ямы.

— Видите ли, — отдуваясь, объясняет мужчина, — у меня накопилась уйма всякого барахла, и я подумал, почему бы не спихнуть его в яму. — В его голосе слышится робость и подобострастие, и он ничуть не удивлен вопросом постороннего.

— Ах, вот что, — произносит Леопольд и направляется к калитке. На улице еще раз оглядывается и видит, что мужчина с равнодушным видом глядит ему вслед. Объяснение достаточно убедительное, говорит себе Леопольд, но тут же ставит себя на место того мужчины: если б он, Леопольд, копал яму и кто-то спросил, что он делает? Прежде всего он удивленно посмотрел бы на любопытного незнакомца или рассмеялся. Несомненно, он не стал бы торопиться с объяснением, а спросил: вам-то какое дело? Или отделался какой-нибудь шуткой. Но этот человек…

Завтра непременно прогуляюсь сюда, решает Леопольд и тут же представляет себе, как долго придется ждать на улице подходящего момента, чтобы незаметно прокрасться к яме и посмотреть, действительно ли туда снесено старое барахло. Усмехнувшись над собой, он приходит к решению выбросить из головы и яму, и того, кто ее копает. Счастливой семьи, которую он искал, увы, здесь нет, и тогда его осеняет: ведь всего в двухстах метрах отсюда дом, где живет отец. И внезапно у Леопольда появляется желание проведать его.

ДОМ ПРАКТИЧНЫХ ЛЮДЕЙ

После того как они с Аннели получили отдельную квартиру, Леопольд редко навещал отца. Раз или два в году. С переездом их связи словно оборвались (а может, и не было прочных связей и все сводилось лишь к общей жилплощади?), у отца теперь была другая семья, и вряд ли ему так уж хотелось видеть сына. Брат же, напротив, часто захаживал к ним в гости, впрочем, он с детства был любимцем отца, и, значит, что-то связывало их. С тех пор как Леопольд в последний раз, в ноябре, был у отца на дне рождения, прошло уже более полугода.

В тот раз он долго колебался, дарить ли отцу картину, в конце концов все же взял ее под мышку и пошел. Он не надеялся, что обрадует этим именинника, скорее этот подарок был своего рода провокацией, потому что культура для отца была совершенно чуждым понятием — он жил своей жизнью, ни разу не взяв в руки книгу (во всяком случае, Леопольд никогда не видел его за чтением), и единственным соприкосновением с духовным миром был для отца телеэкран, если передачи, которые он смотрел, вообще содержали в себе что-то духовное. Но, несмотря ни на что, Леопольд пожелал старику счастья, вынул из бумаги картину и протянул отцу, тот взял ее (недоверчиво, осторожно?) в руки, разок взглянул, затем прислонил к стене. Он не сказал ни слова, даже не поблагодарил, только спросил: как поживаешь или что-то в этом роде и, не ожидая ответа, начал рассказывать, что Лембит сейчас в спортивном лагере и поэтому не смог поздравить его. Леопольд посидел с часок и ретировался, а после искренне жалел, что подарил картину. У него было такое чувство, словно он нанес своей картине обиду, в особенности представив себе, как она стоит у стены, а спустя неделю перекочует в кладовку, как в тюрьму.