Возвращение

Лео был сыном Константина. Константин Силлаотс, хороший и работящий человек, неожиданно, на пятидесятом году жизни, бросил свою семью и сошелся с некой Авдосьей, буфетчицей из пивного бара. Лео к этому времени был уже взрослым человеком, работал в типографии ретушером, неплохо зарабатывал и подумывал о женитьбе. Уход Константина прошел для семьи, казалось, бесследно. Жизнь шла своим чередом, а затем Лео призвали в армию, хотя он и рассчитывал получить отсрочку на год. Через несколько месяцев Аста Силлаотс, мать Лео, заболела. Болезнь оказалась серьезнее, чем предполагали, и Аста умерла. Лео получил короткий отпуск, похоронил мать и все оставшееся время шатался с друзьями по ресторанам и барам. Вероника, девушка, на которой он собирался жениться, была в это время на пятом месяце беременности, но Лео ни разу не навестил ее. Правда, они встретились на похоронах, но обменялись лишь несколькими фразами, поскольку Вероника сочла неуместным говорить на кладбище о свадьбе. В последующие дни она неоднократно пыталась встретиться с Лео, но дверь его квартиры всегда оказывалась на замке. А потом Лео уехал. Служил он где-то в Заполярье. Вероника написала ему два полных отчаяния письма, второе из них вернулось назад с короткой пометкой, что адресат в данной воинской части не значится. Вне себя от горя, Вероника отправилась к Константину в надежде узнать новый адрес Лео, но Константин и его сожительница были пьяны, обозвали Веронику шлюхой и выставили за дверь.

Вероника, пошатываясь, вышла на улицу. Ей никогда не приходило в голову, что в ее любви может быть что-то постыдное. Перед глазами стояли пьяные издевающиеся лица. Злое лицо Константина. Вероника ничего не понимала. Ей хотелось лишь поскорее добраться до дому, но на улицах было скользко и она еле шла. Сердце колотилось, почва уходила из-под ног. На автобусной остановке она долго сидела на заснеженной скамейке, пряча лицо в воротник, чтобы люди не увидели ее слез. Уже у самого дома она повстречала подругу, чей парень тоже служил в армии. Подруга с таким жаром стала рассказывать о его солдатской жизни, что глаза Вероники снова наполнились слезами. Внезапно она почувствовала потребность рассказать подруге о своей беде, но когда та спросила, как поживает Лео, Вероника начала что-то сочинять, притворившись, что недавно получила письмо.

— Конечно, им нечего больше делать, как только письма писать, — сказала подруга, и они распрощались.

В комнате было холодно. Вероника принесла из сарая два ведра торфяного брикета, растопила плиту, прошло немало времени, прежде чем она решилась снять пальто, однако в комнате все еще было холодно, и Веронике пришлось забраться под одеяло. Она пыталась сосредоточить на чем-то свои мысли, но все они сплетались в один запутанный клубок. Синицы клевали за окном кусочек сала и стучали в стекло. В конце концов из этой путаницы мыслей выкристаллизовалась одна мучительная мысль. Константин — дедушка ее будущего ребенка, притом единственный, ни другого дедушки, ни бабушек у него просто нет. На плите зашумел чайник. Вероника встала с кровати, долила в чайник воды, подложила в плиту несколько брикетин, затем достала из ящика стола письма Лео, села перед плитой, к теплу, и стала глядеть на них с тупым равнодушием.

Писем было семнадцать, Вероника перевязала их голубой ленточкой. Синицы клевали кусочек сала, раскачиваясь, он ударялся в окно, и от этого звука становилось не по себе. Вероника подумала: а что, если привязать завтра кусочек сала к какому-нибудь дереву подальше от окна, но ей доставляло удовольствие смотреть на птичек, и если все время помнить о том, что это стучат синицы, то страх исчезнет. Она положила пачку писем на пол и включила радио. Мужской голос пел о любви: мы никогда не станем чужими, дорога к счастью у нас одна… Слова и музыка ласкали слух Вероники — она как бы находила утешение в том, что кто-то живет для кого-то и счастлив, и чувство глубокой обиды, сжимавшее сердце, исчезло, оставив лишь легкий след. На какой-то миг лицо Вероники смягчилось слабой улыбкой, далекой, почти неуловимой. Когда концерт закончился, она отложила вязанье, взяла из пачки одно из семнадцати писем и стала читать:

Дорогая Вероника!

Прошло уже 78 долгих дней с тех пор, как я видел Тебя. 78 дней я не прикасался к Тебе, не слышал Твой голос. И все же у меня такое чувство, что Ты рядом со мной, хотя нас и разделяют тысячи километров, и Твоя любовь как солнышко согревает меня в темные дни полярной ночи. Ты, возможно, улыбаешься, что я так старательно считаю дни, которые мы провели друг без друга, но знай, что я считаю и те дни, которые отделяют меня от того времени, когда мы опять сможем принадлежать друг другу, к сожалению только, это такая огромная цифра, что я не решаюсь ее написать.