Возвращение

Сон не шел, и мысли Себастьяна вертелись по замкнутому кругу, то сужаясь, то вновь пытаясь охватить смысл всего мироздания, и смерть Арнольда — непонятный, но реальный факт — находилась в центре этого круга… Себастьяну снова вспомнился сон, который он видел, охватившее его чувство вины и безразличие к наказанию. Он попытался осмыслить сон, выстроить в ряд все обстоятельства, показавшиеся ему символическими, найти им обоснование. Может быть, он каким-то образом способствовал смерти Арнольда и не так невиновен, как кажется. Или сон вызван пережитым когда-то в детстве, ничем не обоснованным страхом, когда у них в классе произошла кража и всех подряд стали подозревать, а он с перепугу не сумел вразумительно ответить на вопросы, и тогда его чуть было не признали виновным. Позже он думал, что страх мог быть вызван подспудным желанием самому что-то украсть. Во сне было множество символических эпизодов, однако им можно дать весьма и весьма разные толкования.

Самоубийство — это безответственность, проявление эгоизма, нежелание считаться с близкими людьми, подумал Себастьян и почувствовал, как его охватил бессильный гнев к Арнольду. Уйти, оставить семью, ни за что ни про что расстаться с жизнью?

Арнольд не стоил того, чтобы тратить на него время, отведенное на сон, — он изменник, предатель, шкурник. Себастьян погасил лампу, повернулся на правый бок и постарался глубоко дышать; внезапно вспомнил, что хотя он и спросил время, но забыл завести часы. Мысль, что этак он утром может проспать, отозвалась в нем неприятной дрожью, и сон как рукой сняло. Он встал, еще раз узнал точное время, завел часы, послушал, как они тикают — громко и тихо, даже утром одни звенят громко, с каким-то противным дребезжанием, а другие нежно позвякивая. Себастьян снова погасил лампу, но вместо того, чтобы улечься в постель, подошел к окну, раздвинул шторы, подумал, что проснулся потому, что где-то в уголке мозга оставался страх из-за того, что часы остановились, и выглянул на улицу. Шел дождь. Державшаяся несколько дней прохладная и солнечная погода первых дней зимы снова испортилась. Скупой утренний свет пробивается сквозь тучи на грязные и скользкие улицы, в комнатах полумрак, время при электрическом свете тянется медленно, и неясно, утро еще или уже вечер, из форточки в душу заползает сырость…

При мысли о наступающем дне Себастьяну вдруг стало тошно. Он был зол, что жена именно теперь уехала в командировку, что все заботы легли на него и вдобавок ему предстоит пойти к жене Арнольда. Следует ли в подобных случаях брать с собой цветы? Или полагается прийти с тортом, мелькнула у него циничная мысль. Арнольд умер, ему больше ни до чего нет дела, но сколько неприятностей доставил он всем своей смертью. Смерть вообще пренеприятная штука, но если человек болен или стар, то в его уходе из жизни нет ничего абсурдного, противоестественного, близкие к этому подготовлены, остается лишь примириться с судьбой… Внезапно Себастьян почувствовал во рту вкус мясного соуса — вкус этот появился во рту неожиданно, хотя с тех пор, как они ели картофельное пюре с соусом, прошло немало часов. Себастьян отправился на кухню завтракать. Пюре затвердело, остывший соус походил на кашу. Себастьян жевал холодную еду и размышлял, почему Арнольд решил избрать именно такой способ смерти. Проще было бы залезть в теплую ванну и вскрыть вены. Очевидно, у него просто-напросто не было лезвий. Но ведь должен же он был чем-то подравнивать свою ухоженную бороду — безопасной бритвой это нелегко. Или он через день ходил в парикмахерскую? Кто-то из знакомых однажды рассказывал, как один человек застрелился из старого пистолета перед раскрытым платяным шкафом. Сунул в рот ствол, потом все было обрызгано кровью. Платья жены оказались испорчены. Мерзость, подумал Себастьян, представив себе это.

Интересно все-таки, каким образом Арнольд повесился? Внезапно эта мысль настолько завладела Себастьяном, что он уже ни о чем другом не мог думать. Как? На чем? На бельевой веревке? Галстуке? Простыне? Ремне? Он попробовал крепость пояса своего халата и убедился, что тот вполне выдержит тяжесть тела. Завязал на поясе петлю и просунул в нее голову — длины тоже хватало, чтобы его куда-то прикрепить. Но куда? Надо было все-таки выслушать Меривее — он бы непременно рассказал, как все произошло.