Возвращение

Таавет остался один. Это было странное чувство одиночества — по обе стороны от него места пустовали, а ведь за этим самым столом сидели десятки людей, но никому не было дела до него, никто с ним не заговаривал, сам же он не решался или не хотел заводить разговор. Он подумал, что та дама в розовом, любительница литературы, опять упорхнувшая куда-то, могла бы вернуться, и он был бы даже согласен слушать ее стихи, потому что тогда он не испытывал бы этого чувства заброшенности, которое еще более обострилось после того, как стали сколачивать команды, и никто, хотя бы из вежливости, не обратился к нему с вопросом — не хочет ли и он принять участие в викторине. Казалось, что эти люди уже десятки раз участвовали в викторинах, причем в том же составе, и те же самые проворные руки писали ответы за свою команду. Таавет попытался утешить себя: вероятно, они так увлечены игрой, что им просто не до него. Однако сидеть одному было все-таки грустновато. Он положил на тарелку еще салата и кусок мяса, но внезапно почувствовал неловкость, что может показаться обжорой, и решил больше не есть. Выкрикивались вопросы викторины, склонялись над столом головы, раздавался шепот. Пользуясь случаем, Таавет пересел на стул редактора и оттуда увидел Марре, она сидела серьезная, одинокая… Он долгое время смотрел на Марре, надеясь, что девушка поднимет глаза, их взгляды встретятся, но тут до его сознания дошло, что около Марре не было ни одного молодого человека, и конечно же это значило, что… Необъяснимый восторг овладел им, он решил тотчас же встать, подойти к Марре и сесть на пустующее рядом с ней место. Но тут ему на плечо легла рука, и он услышал:

— Мой дорогой друг, как же это вас бросили в одиночестве? — И не кто иной, как Оскар, уселся рядом с ним.

— До чего же суматошный день сегодня, — сказал Оскар и наполнил рюмки. — По этому поводу неплохо бы пропустить по маленькой. — Сказав это, Оскар по-свойски подмигнул Таавету. Таавет осушил рюмку, поморщился — видимо, водка не доставила ему удовольствия, но едва он поставил рюмку на стол, как Оскар снова наполнил ее.

— Вы знаете Эдвина Вереска? — спросил Оскар. Таавет сказал, что лично он с ним не знаком, хотя несколько раз мельком встречался с этим поэтом. — Отличный мужик, — одобрительно произнес Оскар, — приезжал сюда в прошлом месяце выступать. Видать, заниматься литературой всерьез без рюмочки водки нельзя, во всяком случае, мы с дружищей Вереском устроили грандиозный праздник в бане.

Таавет увидел, как полная женщина, по всей вероятности, мать Марре (его теща?), уселась на место, о котором мечтал он. Вздохнув, Таавет сердито посмотрел на Оскара, который слащаво улыбнулся ему в ответ.

— Как вам нравится в нашем городе? Конечно, для столичного жителя все это, — Оскар кивнул головой на сцену, — большого интереса не представляет, но нашему народу нравится, они так привыкли к викторинам, что, исключи мы ее из какого-нибудь мероприятия, разразился бы скандал. Ну так скажите мне совершенно честно — вам нравится наш город?

Таавет ответил, что для него было большой неожиданностью, что такой маленький город живет столь интенсивной культурной жизнью.

— Да-а, но вы не представляете себе, сколько у нас проблем, все пришлось начинать, как говорится, с нуля, и дело осложняется тем, что есть люди, которые настроены против нас, сами знаете — зависть, интриги, но мы должны быть выше этого, ибо боремся за большое дело.

Таавет сказал, что, очевидно, интриганы есть повсюду, да и трудности тоже, и совершенно неожиданно (он и сам не знал, почему) рассказал одну неприглядную историю, которая произошла в их институте.

— Всюду нелегко… — задумчиво произнес Оскар и поднял рюмку. Таавет, который был немало зол на себя, что выболтал институтскую тайну, осушил, в ответ на дружеский кивок Оскара, и свою рюмку и почувствовал, что хмелеет.

— Простите, — произнесла девушка в национальном костюме и прицепила ему на грудь бумажку в форме сердца, на которой была выведена цифра «48». Таавет долгое время разглядывал бумажку, не понимая, что может означать эта цифра.

— Мы иногда играем в почту, вы не представляете, как это нравится людям, — заметив растерянность Таавета, успокоил его Оскар. — Однако мы не закончили нашу увлекательную беседу. Скажите, что вы думаете о Вяли?

— О ком? — хотел было спросить Таавет, но тут же сообразил, что Оскар имеет в виду редактора, имя которого Таавет успел почти позабыть, и сказал, что, по его мнению, оба они с репортером порядочные пустозвоны.

— Вот как… — пробормотал Оскар, — а мне Пальм показался стоящим парнем.

— Казаться может многое, — недовольно произнес Таавет. — Но ни один стоящий парень не стал бы так морочить людей, как это делает он. Вам он улыбается, а у самого на уме другое.

— Что же? — Таавет обратил внимание, как брови Оскара внезапно полезли наверх, но ему было все равно, он был зол на все и вся и больше всего на самого себя за то, что так неосмотрительно напился, и он пренебрежительно бросил: — Спросите об этом у Пальма.