Возвращение

— Что ж, будем жить, — выдохнул отставник и решительно стянул тощий казенный бушлат. Растопил печку, набрал в сенях воду и занялся наведением порядка. Скрести и чистить пришлось долго, но когда закончил и устало перевел дух, в доме была почти армейская, казарменная, чистота.

Передохнув, решил зайти к соседям. Суетливая, неопрятная тетка, которую он и не вспомнил, долго причитала, неприметно косясь на сидящего у стола гостя. — А мы думали, и не воротишься, — простодушно пояснила она свой интерес. — Витька сказал, в дурдом тебя свезли, навовсе.

— Так он с дружками еще во дворе у вас вчера крутился. Я выглянула, чего мол, а он и сказал, — припомнила тетка, когда Георгий попытался узнать, кто мог забрать его вещи.

— Ты у него, у Витьки, спроси, — бесхитростно посоветовала хозяйка, усиленно вытирая стол цветастой тряпкой. — А то, может, чайку попьешь? — ей не терпелось уяснить для себя, точно сосед пришел в разум или нет.

— После. С делами разберусь, зайду, — мягко отказался гость. Провел ладонью по реденьким пегим волосам, поднимаясь.

— Намаялась с тобой Авдотья-то, — не к месту ляпнула толстуха. — И надо же, померла. Как дожидалась…

— А тебя насовсем вылечили? — не удержалась она от вопроса.

Георгий тяжело вздохнул, успокаивая легкую неприязнь к бестолковой соседке.

— Насовсем, тетка, насовсем.

— Да какая ж я тебе тетка? Мы ведь с тобой, Гошка, в одном классе учились? Неужто не вспомнил меня?

— Нет. Не помню, — отрезал он и шагнул в дверь.

Он и вправду не сумел признать в этой расплывшейся, неопрятной бабе хрупкую смешливую девчонку из соседского двора, с которой вместе бегал на речку и катался зимой с горки.

"Почти пятнадцать лет?" — впрочем, посетовал больше по инерции. Недели спокойных ночных размышлений в тишине больничной палаты хватило осознать, что время и вправду прошло, и все неузнаваемо поменялось.

И сам он, и окружающие. И не так жалко ему было исчезнувшего союза и партии, как тех, кого он привык считать вечными. Любимых актеров, писателей. Миронова, Леонова, Папанова, да мало ли их исчезло из его жизни в одночасье. Вот это ему понять и принять оказалось непросто. А что до остального? "Да и хрен с ними, с этими Громыками и Пельшами, — по-крестьянски рассудительно махнул рукой Георгий. — У них своя свадьба, у нас своя".

Миновал двор, отворил скрипучие ворота. Постоял, вспоминая, и двинулся дальше, по продуваемой стылым ноябрьским ветром улице.

Соседский дом, который он помнил еще крепким, обшитым новеньким толем, срубом теперь словно съежился, покосился и врос в землю. Хлопал на ветру отвалившийся ставень, взлетал над худой кровлей кусок рубероида.

Георгий неодобрительно покосился на заваленный мусором двор и поднялся по крылечку мимо ржавого мотоцикла.

"Бати его "Урал"", — признал Георгий мечту своего детства. Мотоцикл на их улице был только у Витькиного отца, и тот иногда катал окрестных пацанов.

— Эй, кто живой? — окликнул Георгий хозяев, входя в дом. В нос ударил тяжелый запах. Скорее, коктейль из запахов. Гнилой картошки, грязного белья, пыли, застарелого табачного перегара.

— Фу, — не выдержал гость и помотал головой. — Вонища-то.

— А ты не нюхай, — донесся из-за растресканной двери хмельной, разухабистый голос. — Иди, куда идешь… — уточнил обитатель, прибавив к пожеланию целую гроздь матерного присловия. — Ходят тут, нюхают.

Дверь отворилась, из комнаты вывалился здоровый, огненно-рыжий мужик. — Ты хто? — резонно поинтересовался он у вошедшего. — Чего надо?

— Витька где?

— А ты чего, прокурор? — пьяный явно не был расположен миндальничать с гостем.

Георгий решил не обострять отношения с ходу, и спокойно пояснил: — Сосед я его, ну?

— Это который? — прищурил глаз дознаватель. — Кто таков? Отвечай.

— А, придурок, — выглянула из-за спины собутыльника всклокоченная голова шебутного соседа. — Выпустили? Или с дурки убег? — он вдруг вспомнил недавнее и, чувствуя собственную безопасность, злорадно протянул: — Ты, вражина, меня об печку тогда вдарил, аж едва не прикончил.

— Этот? — тупо уставился на кореша мордатый приятель. — Ну, тогда мы с него имеем, — заплетающимся языком прогнусил он. — Тебя ва-аще нужно за это в падлы записать, в масть пиковую.

Уголовник согнул бычью шею и двинулся вперед, намереваясь ухватить рукав Гошиного пальто. Короткие пальцы сомкнулись на драповой ткани. И тут Георгий взорвался. Ухватил руку, сжимающую ткань, и хлестко, словно подрубив сухой березовый корень, махнул ногой. Колено амбала хрустнуло, подвернулось, и он рухнул на заплеванные доски пола, но тут же вскинулся вновь, почувствовав нестерпимую боль от вывернутого из сустава пальца. Второй удар сапога, уже в челюсть, заставил буяна отключиться уже окончательно. Он распластался на полу и затих.

— Ты чего? — вмиг протрезвел Витька. — Ты чего?

— Спрашиваю один раз, — глянул на перепуганного соседа Георгий. — Ордена. Кто взял?

— К-какие ордена? Ничего я не знаю, — голос выдал хозяина. Но тот настойчиво повторил: — Ничего не знаю.

Сергеев перешагнул через рыжего буяна и приблизился к собеседнику. От резкого тычка в живот тот охнул и согнулся пополам.