— Так, — скучно произнес он, глядя в листок. — Задержаны вы в момент совершения преступления, которое имеет в Уголовном кодексе четкое определение. Грабеж, или открытое похищение чужого имущества… Статья сто шестьдесят один УК РФ. Срок по этой статье до четырех лет лишения свободы. Вот, имеется заявление потерпевшей, показания сотрудников отдела вневедомственной охраны… Что вы имеете сказать, кроме того, что это ошибка, а вы просто зашли поменять валюту или заложить фамильные драгоценности?
В глазах улыбчивого паренька явно читалось полнейшее презрение к сутулому, неопрятному толстяку.
Георгий попытался собраться. Откашлялся: — Я инвалид, получил контузию, участвуя в выполнении интернационального долга в Афганистане, награжден орденами. Так вышло, что в то время, пока я лежал в больнице, у меня умерла мать. Сосед украл мои награды и сдал их в этот ломбард. Я приехал за ними.
— Хм. Интересно, — вчитался в бумаги опер. — Ну и что? — он уставился на Гошу. — А перед законом у нас все равны, уважаемый гражданин Афганец. Я вон давеча в суд троих таких, из Чечни прибывших, снарядил, так один из них даже на героя России был представлен. А они кассира с инкассатором из автомата в лапшу покрошили и десять лимонов налика взяли, — тут он осекся и добавил непонятное слово: — Не деноминированных, правда. И что мне теперь, их на "условное" отправлять, если они герои?
— Вы поймите, — Георгий попытался объяснить ситуацию. — Я почти пятнадцать лет без памяти был. Только неделю, как в себя пришел.
— Да брось? — весело не поверил слушатель. — Не может быть, — он вновь расцвел улыбкой, но, как заметил Георгий, в то же время неприметно скосил глаза, читая малоразборчивый текст лежащей среди других бумаг, отобранных у Гоши, справки.
— А вот я так вижу, что в справке об этом ни слова. Или я неверно понимаю? Ремиссии не наблюдается, это значит — все по-прежнему, — вновь уставился он прозрачным взглядом в переносицу Сергеева.
— Но я ведь сейчас все вспомнил, — опешил Георгий. — Да и какое это имеет значение? Я просто зашел спросить, как мне вернуть свои награды.
— Спросить? — повторил оперативник. — Время можно спросить, это да. А когда при спросе угрожают, это уже иначе называется. Это другая статья.
— Слушай, ты пойми, — вдруг на редкость мягко и вкрадчиво произнес он. — Тут ведь без вариантов. Четыре не четыре, а "двушку" тебе суд отвесит железно. Сейчас дописываю протокол, в "бобик", и через час ты уже на нарах. Ферштейн?
— А ты ведь больной. Тебе лечиться надо, — тут он ловко подвинул свой стул ближе к Георгию. — Давай так. Ты пишешь "чистосердечное признание", я тебе оформляю подписку о невыезде. Потом тебя в суд вызовут, часок послушаешь, и все. Тебе, как инвалиду, ничего не будет. Отговоришься амнезией. Порядок. А я сегодня же в эту контору загляну, твои "цацки" у них вырву. Сами принесут. Давай, а?
Он протянул Георгию чистый бланк: — Ты голову не труди, я сам потом все заполню. Вот здесь. Диктую, пиши, — он ткнул в пальцы задержанному ручку.
— Погоди, погоди, — Георгий внимательно глянул на оперативника. — Я, может, контуженный, но не дурак. Ты мне что, предлагаешь себе статью подписать?
— Умный, значит? А я думаю, что нет, — опер посерьезнел. — Дурак ты, Сергеев Георгий Николаевич. Так вот, по поводу инвалидности… — тут мент хитро глянул на подозреваемого, — может, ты, дядя, симулянт? Там написано: "Полная потеря ориентации, памяти, рефлексов". Овощ, по сути. А ты, смотрю, вон какой, шустрый. Может, ты маскировался? Днем такой вот инвалид пузыри пускает, в штаны ссытся, а ночью женщин насилует и убивает. Точно, похож. Что ж, так и запишем: "Подозревается в совершении ряда тяжких преступлений…"
— Тебе с такой "статьей" в изоляторе кисло придется. Ой, кисло… Пока следствие разберется…
— Слушай, — он вновь разительно изменился. Выдернул из пачки сигарету: — Кури! Нет? Ну, ладно. Я ведь не упырь. Вон, у меня сколько всего, и все трупы, кровянка. А теперь еще это. Да я понимаю, ерунда. Померещилось девке, вот и психанула. Они и сами там, знаешь, не ангелы. Игрокам деньги ссуживают, наркоту толкают. На "крышу" свою надеются. Оборзели вконец.
— Ты, Георгий Николаевич, пойми. Если я отказник оформлю, они "крышевых" с наркотного подтянут, те начнут палки вставлять, могут и коноплю в газете "Сельская жизнь" в карман вам сунуть. У них это запросто. И все, статья по наркоте тяжелая, по любому.
— Куда проще дело по признанке заштамповать, а следак уже сам все спишет. Он же не дурак, все понимает. А я ему все объясню. Решай, Георгий Николаевич. Я плохого не посоветую, — парень выдохнул тугой столб вонючего дыма. — У меня у самого батя мог в Афган попасть, что я, не понимаю? Ты ж герой, отец. Пострадал.
Георгий с сомнением уставился в листок: — Может, и правда? Подписать, ну чего они ему могут предъявить? — он потянулся к прозрачной ручке.
Зажал в пальцах: — Ну, и чего надо писать?
— Вот тут: "С моих слов записано верно…" — начал диктовать опер.
Георгий вывел первое слово, но тут стержень заскреб по бумаге и перестал писать.