Читаем Возвращение полностью

Во время обеда на кухню влетел Том и сообщил, что он приглашает меня вечером в кино. Братья перебросились шутками по этому поводу, а он им отрезал — я, мол, две недели вкалывала за здорово живешь на кухне и в лавке, никуда носа не казала. К моему ужасу, миссис Флинн горячо поддержала Тома и подлила масла в огонь: ей стыдно, сказала она, за своих сыновей — никому из них в голову не пришло пригласить меня в кино. Мне Том был противен: улыбочка какая-то сальная, вечно ухмылками и причмокиваниями провожает проходящих мимо девчонок. Волосы у него были ярко-рыжие, лицо бледное, в веснушках, носки он натягивал поверх брюк, икры так и выпирали. Но самое противное — руки, белесые, с длинными белыми слизняками-пальцами. Это приглашение повергло меня в уныние, а он добавил, что зайдет за мной в шесть часов, так что у нас до сеанса будет уйма времени. Кинотеатр был милях в трех-четырех от дома, нам предстояло ехать на велосипеде. Я боялась ездить на велосипеде, даже днем еле-еле на нем держалась. Том, в зеленом твидовом костюме и зеленой кепке, пришел, когда стали читать молитву Пресвятой Богородице. Он сиял от удовольствия, и я сразу поняла, что у него на уме, когда увидела, как похотливо он поглаживает сиденье моего велосипеда и спрашивает, не надо ли подстелить что-нибудь, сиденье ведь не слишком мягкое.

— Вот дьявол! — сказал Майкл, когда мы с Томом двинулись в путь.

Я очень плохо держалась на велосипеде, то и дело натыкалась на Тома, стоило мимо промчаться машине, как скатывала в кювет. Знай он, сказал Том, что я такой ездок, привязал бы лучше подушку на раму и сам повез бы меня. Голос у него мерзкий, противно слушать, вкрадчивый такой, липучий, а самое мерзкое было, как он повторял мое имя, давая понять, что я ему приглянулась.

Когда мы добрались до кинотеатра, он взял меня под руку и провел в фойе. Здание было роскошное, с широкими лестницами, из огромной люстры лились потоки света, радужными бликами разбегаясь по красивому ковру. Перила только что надраили, от них пахло порошком «Бронза». Мы сели в предпоследнем ряду; не успели погасить свет, как Том схватил мою руку и стал ее тискать. Я притворилась, будто не понимаю, к чему это он клонит. Потом он пустился на другую хитрость — начал медленно щекотать мне ладонь. Одна женщина говорила мне, что кому начинают щекотать ладони или ногу с тыльной стороны коленок, тот теряет власть над собой, делай с ним что хочешь. А на экране тем временем Лола Монтеза пыталась спастись от негодяя и попадала в опасные переплеты. Да, не позавидуешь ей, как, впрочем, и мне. Захватив одну мою ладонь, Том принялся за другую, но я не проявляла особого восторга, упрямо отбрыкивалась. Стиснула ноги, зацепила одной ступней за лодыжку другой, будто запечаталась. Он велел мне сесть по-другому, но я не послушалась. Я изо всех сил старалась не обращать на него внимания, а он, теряя самообладание, наклонился и лизнул меня в ухо, я вскрикнула от возмущения, и на нас стали вокруг оглядываться. Естественно, он выпрямился, а когда мужчина сзади тронул его за плечо, начал бормотать что-то про свою сестрицу (про меня, значит), у которой нервы не в порядке.

Когда мы вышли из кинотеатра, Том был сам не свой. Зачем это нужно было, спросил он, ему голову морочить, улыбаться и прочее, а потом в дураках оставлять. Я попросила извинения. Понимала, что в темноте всю долгую дорогу домой я буду в его власти. Сделала вид, что меня очень заинтересовал сюжет фильма, начала его расспрашивать, но он быстро меня раскусил, ни с того ни с сего резко развернул свой велосипед передо мной и распорядился: «Стоп! Стой!» Я поняла, что это означает. Он взял оба велосипеда, положил их в сторону, обнял меня и сказал, что я маленькая обманщица, а потом прислонил меня спиной к воротам. Ворота скрипнули и закачались под тяжестью наших тел, во дворе печально замычала корова.

— Не пойду я туда, — сказала я.

— Еще новости!

И добавил, что заплатил по три шиллинга шесть пенсов за билет и ему надоело, что его за нос водят. Набравшись храбрости, я твердила, что мне влетит — священник будет лютовать и миссис Флинн тоже.

— А они и не узнают.

— Узнают, узнают, — повторяла я.

Но его такими отговорками не проведешь.

— Да не трусь ты! — сказал он и начал лезть с поцелуями и выспрашивать, какого цвета у меня белье.

— Я люблю Майкла, я люблю Майкла! — горячо твердила я, наивно надеясь, что ревность охладит его пыл.

— У него же Мойра, — ответил он и принялся расписывать, как Майкл в эту самую минуту милуется с Мойрой на чердаке мельницы — вечерами по воскресеньям они всегда там встречаются.

— Лжешь! — сказала я.

— Да нет же! — ответил Том и начал бахвалиться, что Майкл пересказывает ему в подробностях, как Мойра пришла, и как она трусила, и как болтала, а потом как он ее раздевал, снимал пальто, платье, рубашку, прочее и — вот она лежит в чем мать родила.

Перейти на страницу:

Похожие книги