Концовка «Одиссеи»: чем внимательнее мы к ней присматриваемся, тем сильнее нас охватывает чувство растерянности. Убийство женихов как наказание за их дерзость? Столь уж дерзкими поступки женихов не были. Ведь они сватались, как считали, к вдове и, хотя пировали за ее счет, одновременно увеличивали ее богатство своими подарками, а осуществить свое намерение убить Телемаха они даже не попытались. Является ли убийство женихов великой победой Одиссея и Телемаха над сильным врагом? Копье, которое должно было поразить Одиссея, остановил не сам Одиссей и не Телемах, а богиня Афина. И вообще боги — они бывают то справедливы, то несправедливы, то награждают, то наказывают, то любят, то ненавидят, а бывает, что они бросают жребий. Все предстает зыбким: цель и смысл «Одиссеи», истина и ложь, верность и предательство. Единственное, что остается незыблемым, связано с тем, что «Одиссея» представляет собой переработку древнего мифа о путешествии, приключениях и возвращении домой, происходящих вне времени и определенного пространства, — переработку в эпос, в историю, которая происходит уже в определенное время и в определенном месте. «Одиссея» создала формулы пространства и времени, без которых мы не имели бы истории и не рассказывали бы историй.
А затем де Баур провел очень отдаленную параллель: и в «одиссее
4
Я вынужден был признать, что он — блестящий преподаватель. Мне было бы больше по душе, если бы он был плох: если уж хороший оратор, то пусть бы поверхностный, а если глубокий, то тщеславный, а если увлекающий слушателей, то пусть бы на короткое время. Однако он действительно пробуждал в студентах подлинную увлеченность, и они под его влиянием при подготовке к лекции читали объемистые книги, причем, как показывали их вопросы и ответы, понимали, что читают. Он говорил ясно, наглядно, доступно, без жеманства и самолюбования. Читая лекцию, он так увлеченно и живо двигался и жестикулировал, что однажды во время семинара перевернулся вместе со стулом, на котором во время лекции он любил раскачиваться. Он поднялся на ноги, оглушительно хохоча. Обычно же он смеялся редко и не отпускал шуточек, которые были популярны на лекциях у американских профессоров.
Лекция проходила в аудитории, сиденья в которой были расположены амфитеатром, в ней помещалось около ста двадцати человек, и она всегда была набита до отказа. В семинаре у него занимались восемнадцать человек; мы садились кружком, столов не было, каждый, кто хотел что-то сказать, имел такую возможность, и каждому удавалось высказаться без всякого заранее составленного списка ораторов или призывов выступить. Две трети участников семинара составляли молоденькие студенты, которые поступили в университет на отделение политологии сразу после окончания колледжа, остальные слушатели были постарше, они уже имели профессию, а сейчас учились в школе права, и этот семинар зачитывался в их программу юридического обучения. Среди слушателей была женщина-врач, преподавательница французского, бывший военный моряк и женщина-психоаналитик. Они планировали закончить обучение по возможности за два с половиной года вместо трех и немного стеснялись того, что поддались своему увлечению и вместо семинара по торговому и общественному праву выбрали семинар по политической теории. Они откликнулись на мое предложение собраться как-нибудь вместе и выпить, однако все были постоянно слишком заняты, и собраться нам так и не удалось. Я разговорился только с одним студентом постарше; мы оба слушали лекции и участвовали в семинаре и всегда занимали там друг для друга места в первом ряду. Джонатан Марвин продал свою фирму, жил на проценты от капитала и занимался тем, что ему было интересно. Занятия у де Баура он посещал уже несколько лет и гордился тем, что знает профессора лучше, чем все остальные.
«А вы слыхали, что он в течение нескольких лет на ферме в Адирондакских горах руководил организованной им утопической коммуной?» — прошептал он мне на ухо, когда де Баур стал говорить об «Одиссее» как о поисках утопии, однако, когда после лекции я стал его расспрашивать, выяснилось, что знает он об этом немного. Дело было в семидесятые годы, все началось хорошо и дурно закончилось, и один из двадцати или тридцати участников коммуны, бывший там от начала до конца, по слухам, написал статью, за которой Джонатан давно охотится.
«Говорят, что статья появилась в сомнительной газетенке «Новая эра». К сожалению, в библиотеке есть не все ее номера».