Возвращение

– Да ведь и что с того? Все мы когда-то только мамкино молоко сосали. Пора и Бахусу должное отдать. Сейчас в приличном обчестве без этого никуда. Коль уж батюшка ваш не успел, я, как старинный друг его, вас и научу. Возьмите рюмочку в правую руку, а в левую бутербродик с икоркой, вдохните и – вперёд, гусары!

Советник лихо опрокинул рюмку, пронаблюдал, как Александр Петрович мучительно дотянул коньяк, и мягко придержал его руку, когда она заспешила поднести бутерброд ко рту.

– Не спешите, почувствуйте огненный букет в чреве, а уж потом погасите жар икоркой. Вот так и продолжим. Хорошая нам, старикам, смена растёт.

Дальше были тосты за царя, за родину и веру, сначала вместе, потом – по раздельности, за матерей и всех женщин вообще, за успехи детей, которые народятся, и если бы не так некстати закончившийся коньяк, статский советник и коллежский секретарь, безусловно, перешли бы на ты. При этом инициатива такого панибратства исходила уже от Бибикова. Однако расчувствовавшийся Верниховский помнил, что дражайшая супруга его Таисия Антоновна должна была в вечеру заехать за ним на семейном экипаже, дабы провести вечер в кругу генеральской четы Парфеновых и их добрых друзей. А посему предложил он Бибикову посетить театр по билету, присланному статскому советнику, с просьбой прибыть на премьеру в качестве почётного гостя. И хотя тот со слезою на глазах отнекивался, Верниховский его благословил и даже приказал подать ему свой экипаж.

На полпути к театру чувство пьянящего веселья догнало Александра Петровича, и он неожиданно сам для себя стал напевать нечто фривольное, до сих пор ему незнакомое. А уж к театру он подкатил и вовсе подшофе, по причине чего кучер помог ему подняться по лестнице и даже постоял с ним в сторонке на ступенях, поджидая, пока барин немного охолонется и сможет продолжить свой путь самостоятельно.

Согласно билету Бибиков разместился в литерном ряду, отчего вначале немного напрягся, так как люди, сидящие рядом, были сплошь в генеральских мундирах и сияющих орденах. Под стать им были и их жены. Все в бриллиантах и французской парфюмерии. Не успел Александр Петрович освоиться, как заиграл оркестр и началось действо. Поначалу оно забавляло и даже несколько увлекало его. Но к середине спектакля вторая волна алкогольного опьянения накрыла Бибикова. Вдобавок сидящая рядом толстая генеральша начала потеть и излучать жар, как голландская печь. Эта смесь потного тепла и обострившегося запаха духов окончательно ввела его в состояние транса. Перед ним замелькали лица поющих актёров, сановных особ, лысого полуспящего генерала с двойным подбородком, нафуфыренных дебелых дам… Лиц было много, и все они были разные – старые и не очень, блондины, брюнеты и даже рыжие. Но сквозь туман Бибиков вдруг ясно и отчётливо увидел, что есть в этих лицах одно еле уловимое общее. Всем им, сидящим в литерных рядах, абсолютно было все равно, как поют и играют актёры. Они пришли сюда не за этим. Им важно было быть в первых рядах. И пока они здесь, у них будет все: продвижение по службе, деньги, награды и другие прелести жизни. Перемещение в середину, а уж тем более на галёрку равносильно смертельному исходу.

«Ах, какие же они бедные люди! Даже здесь не могут расслабиться. Дураки, право же дураки, – пронеслось в голове Бибикова. – А может, встать сейчас и сказать им, что они дураки? – вдруг ударила шальная мысль в голову. – Вот просто встать и сказать. То-то заваруха будет! Да нет, нельзя, выгонят, карьере конец», – одёрнул себя Бибиков.

Но мысль не отпускала и не хотела уходить. Она долбила по вискам, надсмехалась над ним, подзуживала над его трусостью.

«Да, нет, да, нет, – вбивались гвоздями в воспалённый мозг. – Да!»

Какая-то неведомая сила приподняла его и вырвала из кресла. Он сделал шаг вперёд, повернулся к литерным рядам и, перекрикивая музыку, выдохнул:

– Господа! Какие же вы дураки! Вы все дураки, господа!

Ни гула возмущения, ни того, как его тащили к выходу и как он оказался дома, Александр Петрович не помнил. Силы оставили его.

Назавтра коллежский секретарь Бибиков получил отставку и был направлен на Кавказ. Стараниями Верниховского, который чувствовал некую вину перед молодым человеком, ему была определена низшая чиновничья должность, с которой он и начал новую жизнь.

А Петербург, посудачив три дня о странной выходке Бибикова, продолжал жить своей жизнью. Проходили десятилетия, иногда менялись цари, менялся и состав литерных рядов.

Однажды перед началом очередного спектакля в них проследовал старый генерал. Лишь немногие признали в нем Александра Петровича, который, начав на Кавказе и продолжив дипломатическую службу в восточных странах, вернулся в столицу. Кто-то усмехнулся, а кое-кто предпочёл сделать вид, что генерал ему не знаком.

Однако в середине спектакля из первого ряда вдруг поднялся седовласый генерал и громко крикнул, повернувшись к публике:

– Господа! Какие же вы дураки! Вы все дураки, господа!

Это были последние слова Бибикова. После них сердце его остановилось от апоплексического удара.

Живой