Возвращение

Сидорову казалось, что он никогда не поймет этих странных людей, именуемых десантниками. Во всем огромном мире знали десантников и гордились ими. Быть личным другом десантника считалось честью. Но тут оказывалось, что никто не знал толком, что такое десантник. С одной стороны, это что-то неимоверно смелое. С другой – что-то позорно осторожное: они возвращались. Они всегда умирали естественной смертью. Они говорили: «Десантник – это тот, кто точно рассчитает момент, когда можно быть нерасчетливым». Они говорили: «Десантник перестает быть десантником, когда погибает». Они говорили: «Десантник идет туда, откуда не возвращаются машины». И еще они говорили: «Можно сказать: он жил и умер биологом. Но следует говорить: он жил десантником, а погиб биологом». Все эти высказывания были очень эмоциональны, но они совершенно ничего не объясняли. Многие выдающиеся ученые и исследователи были десантниками. Было время, когда Сидоров тоже восхищался десантниками. Например, в школе, когда спорил с Капитаном о Горбовском… Но одно дело – восхищаться, сидя за партой, и совсем другое – смотреть, как Горбовский черепахой ползет по километрам, которые можно было бы преодолеть одним рискованным, но молниеносным броском.

Вернувшись из шестнадцатого поиска, Горбовский объявил, что собирается приступить к исследованию последней и самой сложной части пути к поверхности Владиславы.

– До поверхности остаются двадцать пять километров совершенно неизученного слоя, – сказал он, по обыкновению помаргивая сонными глазами и глядя поверх голов. – Это очень опасные километры, и здесь я буду продвигаться особенно осторожно. Мы с Валькенштейном сделаем еще по крайней мере десять – пятнадцать поисков. Если, конечно, директор Бадер обеспечит нас горючим.

– Директор Бадер обеспечит вас горючим, – сказал Бадер величественно. – Вы можете нисколько не сомневаться, Леонид.

– Вот отлично! – сказал Горбовский. – Дело в том, что я буду предельно осторожен и потому считаю себя вправе взять с собой Сидорова.

Сидоров вскочил. Все посмотрели на него.

– Ну, вот и дождался, мальчик, – произнес Диксон.

– Да. Надо дать шанс новичку, – сказал Бадер.

Лю только улыбнулся, кивая красивой головой. И даже Валькенштейн промолчал, хотя он был недоволен. Валькенштейн не любил героев-удальцов.

– Это будет справедливо, – сказал Горбовский. Он попятился и, не оглядываясь, с завидной аккуратностью сел на диван. – Пусть идет новичок. – Он улыбнулся и лег. – Готовьте ваши контейнеры, Михаил Альбертович, мы берем вас с собой.

Сидоров сорвался с места и выбежал из кают-компании. Когда он выбежал, Валькенштейн сказал:

– Зря.

– Не будь эгоистом, Марк, – сказал Горбовский лениво. – Парень сидит здесь уже год. А ему всего-то и нужно только, что добыть бактерии из атмосферы.

Валькенштейн покачал головой и сказал:

– Зря. Он герой-удалец.

– Это ничего, – сказал Горбовский. – Я теперь вспоминаю, курсанты звали его Атосом. Кроме того, я читал его книжку. Он хороший биолог и не будет шалить. Я тоже когда-то был героем. И ты тоже. И Лю. Верно, Лю?

– Верно, командир, – сказал Лю. Горбовский сморщился и погладил плечо.

– Болит! – сказал он жалобным голосом. – Такой ужасный вираж! Да еще против потока. А как твое колено, Марк?

Валькенштейн поднял ногу и несколько раз согнул и разогнул ее. Все внимательно следили за его движениями.

– «Увы мне, чашка на боку», – сказал он нараспев.

– А вот я вам сейчас массаж, – сказал Диксон и тяжело поднялся.

«Тариэль» двигался по меридиональной орбите и проходил над Северным полюсом Владиславы каждые три с половиной часа. К концу цикла планетолет с Горбовским, Валькенштейном и Сидоровым отделился от звездолета и бросился вниз, в самый центр черной спиральной воронки, медленно скручивающейся в оранжевом тумане, который скрывал Северный полюс Владиславы.

Сначала все молчали, потом Горбовский сказал:

– Разумеется, они высадились на Северном полюсе.

– Кто? – спросил Сидоров.

– Они, – пояснил Горбовский. – И если они построили где-нибудь свой город, то именно на Северном полюсе.

– На том месте, где тогда был Северный полюс, – сказал Валькенштейн.

– Да, конечно, на том месте. Как на Марсе.

Сидоров напряженно глядел, как на экране стремительно разлетаются из какого-то центра оранжевые зерна и черные пятна. Затем это движение замедлилось. «Скиф-Алеф» тормозил. Теперь он спускался вертикально.

– Но они могли сесть и на Южном полюсе, – сказал Валькенштейн.

– Могли, – согласился Горбовский.

Сидоров подумал, что, если Горбовский не найдет поселения чужеземцев у Северного полюса, он так же методически будет копаться у Южного, а потом, если не найдет у Южного, будет вылизывать всю планету, пока не найдет. Ему даже стало жалко Горбовского и его товарищей. Особенно его товарищей.

– Михаил Альбертович! – позвал вдруг Горбовский.

– Да? – отозвался Сидоров.

– Михаил Альбертович, вы когда-нибудь видели, как танцуют эльфы?

– Эльфы? – удивился Сидоров.

Он оглянулся. Горбовский сидел вполоборота к нему и косил на него нечестивым глазом. Валькенштейн сидел спиной к Сидорову.

– Эльфы? – спросил Сидоров. – Какие эльфы?