Возвращение

 Пуля чиркнула по правой щеке, осколок гранаты пробил голенище сапога. Однако красноармейцы находились в таком состоянии, что не обращали внимания на такие мелочи. Победа была близка, и всем хотелось как можно быстрее вывесить флаг над взятым Рейхстагом. Отчего-то казалось, что после этого начнётся настоящая жизнь. Счастливая и сытая...

 - Смотри Колька! - поучал Петя горячего друга. - Не лезь на рожон...

 - Думаешь, мне хочется умирать в конце войны?

 - Западло...

 - Не то слово.

 Все улицы города простреливались немецкой артиллерией, пулемётами и фаустпатронами. Красноармейцы быстро сообразили, что безопаснее пробивать проходы через стены старинных зданий. Танки и артиллерия прямой наводкой били в первые этажи домов и в образовавшиеся проёмы, как вода в половодье, рвались русские батальоны.

 - Хрен теперь нас удержишь! - шипел перемазанный грязью и кровью Сафонов.

 - Не для того мы прошли пол Европы… - согласился Шелехов.

 Вторая рота, их батальона под командованием майора Самсонова, проделав сквозную дыру в центре Берлина, оказался на узкой улочке с правой стороны Рейхстага.

 - Добрались! - прохрипел Петя изъеденное гарью и дымом заветное слово. - Всё-таки дошли.

 - Скажи лучше, доползли...

 Тридцать два еле живых солдата, ошалевшие от грохота и дыма, вдруг оказались перед громадой величественного здания. На секунду замерев, как замирает человек перед внезапным достижением многолетней целью, они забежали на лестницу бокового прохода.

 - Немцы! – крикнул Колька.

 Едва маленькая группа успела проскочить на второй этаж, как очнувшиеся защитники начали стрелять в спины русским. Огнемётчики "фрицев" дали залп длинными жаркими струями. Вокруг загорелось всё, что может гореть, даже камни стен...

 - Ходу Коля! - крикнул Шелехов другу.

 - А я хотел подкурить цигарку… - пошутил тот.

 Подгоняемые ревущим пламенем они забежали на третий этаж, второй уже весь находился в огне. Дальше подняться им не дали, все коридоры и лестницы простреливались засевшими сверху немцами.

 - Плотно зажали! - Мишка Ерёменко, спрятавшись за широкую колонну, набивал круглый диск автомата.

 - Попали в мышеловку…

 Он доставал патроны пригоршнями из обгорелого солдатского «сидора» и выдал:

 - Теперь без помощи снаружи нам не вырваться...

 - Будем держаться, сколько сможем!

 Три дня и две ночи они почти без еды и боеприпасов, сдерживали атаки озлобленных "эсесовцев" сверху и снизу... В перерывах между стрельбой бойцы разговаривали, вспоминая разные военные случаи.

 - Зимой 44-го года произошёл со мной необъяснимый случай. – Начал разговорчивый Шелехов. - Под Новый год наш батальон отвели от переднего края на отдых, километров на десять вглубь. Сижу со своим отделением в блиндаже, наскоро вырытом в  красивейшем сосновом лесу. Кругом вечерняя тишина, лёгкий как тополиный пух падает нерусский снежок.

 - Как будто на свете нет войны, и никогда не будет... – вставил боец их отделения Лёша Сотников.

 - Точно, - согласился Петя и уточнил: - Конечно, по такому случаю выпили «наркомовские» сто грамм, закусили американской тушёнкой "второй фронт". Вдруг слышу возбуждённый женский голос, который настойчиво звал меня:

 -  Петенька! Петенька! - так жалобно звучит. - Где ты?

 Шелехов сидел на засыпанном осколками полу, прижимаясь спиной к кирпичной стене под окном. Товарищи, сидевшие рядом, сделали большие глаза.

 - Вот-вот и я сам подумал, - подтвердил их законные сомнения рассказчик. - Откуда здесь взяться женщине?.. Закурил самокрутку, слушаю разговоры сослуживцев, опять меня кто-то зовёт... Смотрю на хлопцев и понимаю, что они ничего не слышат. Решаю точно показалось, после контузии и не такое почудится. Через пять минут опять тот же голос и какой-то он смутно знакомый. Я сказал: «Пойду до ветра, хочу по маленькому». 

 Шелехов отвлёкся для того чтобы выпустить длинную очередь по каске показавшегося в лестничном проёме немца.

 - Вышел осмотреться, отошёл метров на десять в сторону отлить, вдруг раздаётся вой заблудившегося за линией фронта снаряда. Пробил накат в три ряда толстых сосновых брёвен и взорвался внутри. Я метнулся назад, а там воронка метра три глубиной и тошнотворный запах горелого мяса...

 Всё повидавшие за войну солдаты и те сидели, словно придавленные тяжестью рассказа.

 - Видать, не судьба мне тогда умереть, - признался Шелехов и пошутил: - Где же ты бродишь моя смертушка?

 - Не кличь её рогатую! – предостерёг друга Николай.

 Жующий сухари Василий Костевич посмотрел на притихших товарищей и предложил:

 - Хотите я вам весёлую историю расскажу?

 - Давай

 - Иду я месяц назад мимо толпы немцев, присматриваю бабёнку покрасивей и вдруг гляжу: стоит утончённая фрау с дочкой лет четырнадцати. Хорошенькая, а на груди вроде вывески, написано: «Syphilis». Это, значит, для нас, чтобы не трогали. Ах ты, гады, думаю, беру девчонку за руку, мамане автоматом в рыло, и в кусты. Проверим, что у тебя за сифилис!.. Аппетитная оказалась девчурка…

 - Шёл бы ты Вася отсюда! – не глядя в сторону Костевича сказал Петя.

 - Вы чё ребята? – удивился он и привстал.

 - Иди, иди. – Посоветовал ему Сафонов.