— Volens nolens[20], сейчас я — вольная птица…
— A-а, ясно… Кость, — повернулся Нестор к Американцу, — проводите меня, будьте любезны.
Копачева всплакнула. Только Августин, самый рассудительный из всех, сказал:
— Кто должен ехать сегодня, пускай едет, потому что завтра, как говорится, может уже не уехать. Ежели бы я тогда, на второй день после лицитации, не забрал старуху в Город, то не было бы ничего из того, что есть, и был бы нынче Августин Копач не театральным человеком, а обыкновенным босяком.
Нестор подошел к Гале.
— Не вернетесь… — проговорила она.
— Возвращусь… Должен возвратиться. А если сейчас не уеду, то завтра наведаюсь к Ивану Бонифатьеви-чу, — сказал Нестор, и снова ему показалось, что зеленые глаза Гали стали огромным кругом, озером, морем…
— Тогда приходите завтра в шесть в театр, у нас репетиция. Хорошо?
Перцова и Копачева издали наблюдали за ними.
— Какое это счастье, что он нашел ее, — вздохнула Копачева.
— Вы думаете, это ему впервой? — ответила Перцова.
— Э, не говорите, такой, как Галя, нигде нет.
— А верно, ведь нигде нет и такого Города, как наш.
— Слава богу, что хоть раз вы мне не возразили!
…В центре Города между двумя улицами, что разбегались вверх, беря свое начало от ратуши, пах медом треугольный сквер. Кость Американец привел сюда Нестора, они сели на скамейку, и только теперь Нестор узнал то, что ему очень нужно быть знать.
…Сестры уважали и опекали Костя, но с некоторого времени он стал замечать в глазах старшей жадную пытливость к его чемодану, и однажды она все-таки осмелилась спросить, что у него там, в этом самом тяжелом чемодане.
— Забудь о нем думать, — сказал с горечью Кость. — Это мое добро.
А несколько дней назад… Кость не знает, но, должно быть, все это произошло так…
— Ну, зачем ему этот чемодан? — сказала старшая сестра.
— Не цепляйся, это ведь не твое. Все тебе мало, вечно тебе мало, спекулянтка! — не выдержала младшая. — Мы уже свое получили.
— Но на что деньги ему, старому грибу? Ведь у нас он ни в чем не нуждается.
— Да оставь ты его в покое, не возьмет он с собой в гроб этот чемодан.
— Да мы только посмотрим, что там.
— Я не буду. Смотри сама, если хочешь.
Старшая сестра взяла, наверное, топор, воткнула в щель чемодана лезвие, нажала, и скоба вместе с замочком выпрыгнула из гнездышка. Крышка отскочила, сестра посмотрела и, пристыженная, выскочила из комнаты.
Кость пришел домой поздно, слегка под хмельком: засиделся в буфете Перцовой на автобусной площадке. Он вошел в комнату и оторопел: выдвинутый на середину чемодан был открыт, а в нем нетронутыми лежали напильники, стамеска, лобзик, долота разных размеров, гаечные ключи и замусоленный комбинезон.
Он закрыл чемодан, обвязал его шнурком и вышел с ним из дому.
На другой день Кость отнес свое добро на завод, без стука вошел в директорский кабинет, поднял крышку чемодана и сказал:
— Я этими причиндалами зарабатывал в Америке доллары — как слуга. Думаете, у себя дома не смогу этим орудовать — как хозяин? — Не дожидаясь ответа, вышел и направился к знакомым расспросить, где можно снять квартиру…
— Вот и все мое «соло», милостивый государь, — закончил Кость свою исповедь. — А завтра начинается новая моя песня.
Нестор долго молчал, а когда на ратуше забили куранты, встал.
— Будьте здоровы, Кость. Желаю вам счастья.
— Благодарю. Даже не верится, что завтра засучу рукава. Как молодой! А вы все-таки сегодня едете?
— Не знаю…
Нестор пожал Костю руку и зашагал в гостиницу.
…В театральном буфете остались слегка погрустневшие друзья Нестора — так бывает в конце свадьбы, когда молодой уводит молодую: гости еще не расходятся, но и веселья уже нет.
Мисько Два Пальчика что-то нашептывал Паламарскому, украдкой поглядывая на присутствующих. Возле Гали сидел артист, игравший главную роль, и пытался развлечь ее своими экспромтами, она вежливо улыбалась, но мысленно уже возвращалась из нынешнего удивительного дня в свою привычную жизнь, которая была вчера и будет завтра; Стефурак дремал; Августин Копач рассказывал о Вене и критиковал императора Франца-Иосифа, «потому, как тот, скажу вам по правде, меньше бывал в своей столице, чем простой мужик, торговавший скотом…». Копачева сидела грустная, как мать, проводившая сына в далекий путь. Глубоко вздохнув, она вдруг проговорила:
— Вы, Анеля, на сей раз молчите и не возражайте: от нас уехал гений.
Перцовичева, высокомерно посмотрев на Копачеву, сказала:
— Бесподобно! Гений! Гении рождаются где-нибудь, может, в Париже или в Коломые. А от нас уехал, извините, обыкновеннейший человек. И пусть едет. У каждого своя дорога, но каждая берет где-то свое начало… Это хорошо, ибо человек время от времени возвращается в те места, откуда отправился в странствия: напоминает сам себе, из какого теста слеплен. Но мы остались, дорогие мои гости, и добро не должно пропадать — мы обязаны все это вместе уничтожить…
УТРО
Город просыпается сразу. Как дремучая дубрава в мае после первого выстрела солнечного луча.