Возвращение

— Пардон, пардон! — взмахнул рукой Паламарский и схватил стоявший перед Миськом полный стакан. — Мы говорим, так сказать, о ритмомелодике стиха. Так я хочу поднять этот скромный тост за настоящую лирическую поэзию, за прекрасное искусство десятой музы и… — он галантно поклонился Перцовой, — и за вкуснейшие в мире украинские вареники!

— Виват, композитор! — воскликнул Августин Копач. — Выпьем за эти пироги, о которых поют: «Любил казак дивчину и с сыром…»

Перцова поклонилась Паламарскому и язвительно спросила:

— А эта песня тоже ваша?

— Что касается ее — то уж нет, — фыркнул Паламарский, — но минуточку внимания: я хочу пропеть уважаемым гостям мелодию моей новой песни. Минуточку… До-ми-ля-соль… Гм…

Колись весна така була,
черемха цвіла,
Кущами квітів
слалася на нас..

Перцова встала и, заломив руки, пропела вторую половину куплета:

Від любощів і пахощів
душа п’яніла,
Як в казці був такий
чудовий час…

— Это, так сказать, — смутился Паламарский, — моя обработка, я добываю из глубин веков жемчужины народных мелодий и выношу их на дневной свет…

— И ставите под ними свою фамилию, — добавила Перцова.

«Ну и въедливая же эта Перцова», — подумал Нестор. Он чуть не засмеялся, чем навсегда бы обидел Миська, который еще стоял в мечтательной позе, но в это время вдруг зазвучала песня.

Эта песня была о нем, Несторе, о его седине, прядью упавшей на глаза и напомнившей, что пора возвращаться домой, возвращаться и принести с собой то добро, что нашел на жизненных дорогах.

Нестор слушал, задумавшись: большая правда была в этих словах о далеких странствиях, которые каждого, кто честно их прошел, ведут в итоге к отцовскому порогу, и счастлив тот, кто в безвестности жизненных странствий сумел сберечь самый драгоценный изначальный дар — любовь и тоску.

— Когда-то не так пели… — вздохнула Перцова. — Где-то наши романтические песни!.. Теперь уже другое поют… Но, скажу вам, извините, — снова повернулась к Копачевой, — не так уж и плохо!

Нестор встал. Его нахмуренное лицо просветлело. Под звуки этой песни в запутанном клубке мыслей высветилось главное: Копач, Перцова, Галя уже контурно очерчивались как персонажи нового фильма, и неразгаданным остался только один, может, главный — Кость Американец. И Нестор еще раз попросил Костя:

— Сыграйте ту песню, которая сорвалась у вас сегодня на сцене…

Кость не поднял головы. Тогда к нему подошла Галя.

— Почему вы терзаетесь, сосед? Ведь у вас все хорошо. Я забыла вам сказать… Только вы выбежали от Вадима Ивановича, оставив у него на столе чемодан со своим сокровищем, как он послал за мной в производственный отдел. Он ведь знает, что мы соседи. Когда я вошла, он сказал, покачав головой: «Что за нетерпеливый народ эти галичане! Надо ведь подумать, вот… Надо подумать, куда его… Скажи, пусть зайдет ко мне на той неделе!» Слышите, Американец? Завтра в девять приходите. Пропуск на вас уже заготовлен. Возьмете в проходной. Успокойтесь. Сыграйте свое соло.

— И мне то же самое сказал директор, — поддакнул Нестор.

— Соло… — проговорил Кость, и глаза его заблестели. — А вы и не заметили, что я весь вечер наигрываю на своем банджо. Гм… Должно быть, слишком тихо играл…?

Американец взял банджо в руки, ударил по струнам и рассыпал по комнате дробь живой коломыйки.

— Вы хорошенько смотрели? — нагнулась Перцова к Копачевой. — Он играл или нет?

— Так ведь сказал, что играет все время.

— Должно быть, мне уже нужны очки.

— И еще немножко слуха.

Кость пел, аккомпанируя на банджо:

Будь здорова, моя мила, бо я вже мандрую,
Підступися до коника, най тя поцілую.
Подай, мила, біле личко і праву рученьку,
Та най я тя поцілую, бо йду в доріженьку.
Ой місяцю-місяченьку, світи, не ховайся.
Хоч поїдеш, мій миленький, борзо повертайся.

То ли прощальный мотив песни, то ли поздний час напомнил некоторым гостям, что пора расходиться: первым встал Ткаченко.

— Когда вы к своим пенатам, Нестор?

— Может, и сегодня.

— Ничего подобного! — тоскливо простонала Перцова. — Я ничего и знать не хочу о вашем глупом, простите, райзефибере[19]. Не съедено, не выпито, так для кого же я…

— А за него управимся мы, нам не к спеху! — хором заявили артисты.

Мисько был более категоричен. Он сказал, что Нестор не уедет из Города до тех пор, пока Мисько не получит машину, а это будет не сегодня-завтра. Тогда они оба съездят в столицу, и там Мисько сдаст экзамен на артиста.

— А дом на кого оставишь, Мисько, а свиней?

— Не волнуйся, Нестор, всем движимым и недвижимым имуществом ведает мама.

— Но ведь семья, Мисько, подумай, — забавлялся Нестор. — Неужели твоя жена, привыкшая к собственному дому, захочет жить в столичной тесноте?

Мисько воровски посмотрел на Галю и, приложив лодочкой ладонь ко рту, прошептал, став на цыпочки: